Подиум
Шрифт:
– Господи! Ужас-то какой… – Наташа отшатнулась от постели.
– Да, Наташенька, да. – Женщина стиснула зубы и отвернулась. – Она уже несколько дней не встает.
Открылась дверь, и на пороге показалась медсестра с наполненным шприцем в руке.
– Пора делать укол.
Она откинула одеяло, и у девушек болезненно сжалось сердце. На кровати лежал скелет, обтянутый кожей.
Катя закрыла глаза: она не могла этого видеть. Вторая больная, жестикулируя, мычала что-то нечленораздельное.
– Сейчас вам лучше уйти. Я ввела
Наташа стала торопливо вытаскивать из сумки принесенные пакеты с фруктами.
– Да что вы! Этого она не ест.
– Все равно. – Наташа продолжала выкладывать на тумбочку яблоки, бананы, апельсины.
Катя и Наташа вместе с Валиной матерью вышли в больничный коридор. Последняя продолжала плакать.
– Как называется эта болезнь? – тихо спросила Катя.
– Кахексия – крайнее истощение.
– Не думала, что все так страшно… – Наташа прижала пальцы к губам.
– Сначала – анорексия. Ее журналисты еще называют смертельной модой, болезнью несбывшейся мечты. Потом – кахексия. С каждым днем ей становится все хуже и хуже, скоро она меня перестанет узнавать. Я только по выражению глаз понимаю, что она меня видит.
– Что же с ней случилось? – решилась спросить Богданова. – Ведь Валя казалась вполне нормальным человеком! Я хорошо помню ее по прошлогоднему показу "Весна – лето 1999". Она даже была немного полновата.
– Вот с этого все и началось. Вбила себе в голову, что должна похудеть. И непременно быстро. Целыми днями говорила только об этом…
– Да, я помню. Она и тогда, на демонстрации, сильно расстраивалась: считала, что набрала избыточный вес. Я еще пошутила – сказала, что мы не на парижских Днях высокой моды.
Валина мама тяжело вздохнула:
– Она решила иметь идеальную фигуру. Захотела быть лучше всех. Села на диету, а точнее – отказалась от еды. Мучительно борясь с голодом, жевала пищу и выплевывала ее. Пила слабительные и мочегонные препараты. Ставила клизмы, промывала желудок. Все это она проделывала тайком от меня. Я заметила, что она похудела. Валечка радовалась каждому сброшенному килограмму – и продолжала худеть. А тут еще генеральный директор Дома моды, где она работала, похвалил ее: вот, мол, берите пример с Поз-деевой – у нее есть сила воли, а у вас нет!..
Женщина опять горько заплакала.
– Сила воли… Она везде привыкла быть первой, стремилась к лидерству еще в школе. Если бы я знала, чего это ей стоило! Потом она рассказывала мне во всех подробностях, как научилась «насыщаться» взглядом: ходила по продуктовым магазинам, рассматривала витрины, представляла, будто ест все это. Чувство голода немного притуплялось. Иногда она не выдерживала и начинала есть всякую дрянь.
– Зачем?! – вырвалось у Кати.
Губы Поздеевой-старшей скривились в грустной улыбке.
– Чтобы вызвать рвоту. Говорила, что, когда начинала есть, уже не могла остановиться.
– И вы ничего не замечали?
– Нет, – покачала головой женщина. – Днем я на работе. Вечером она уверяла меня, что перекусила где-то на стороне. Когда мы с мужем садились ужинать, Валя уходила в свою комнату.
– Садизм какой-то! – не выдержала Катя.
– Ох, девочка, не дай Господь никому пережить такого! Я заметила, что у нее стали возникать резкие перепады настроения. Только что была веселая – и вдруг срывается, кричит на нас с отцом. Сделалась злая, невыдержанная.
– Не помню, чтобы она когда-либо с кем-нибудь поругалась, – вставила Наташа.
– Да, у нее ведь очень спокойный характер. Был… Пока это все не началось. Я обратила внимание, что дочь очень быстро устает: шли вместе куда-нибудь, а она не могла угнаться за мной. Сразу появлялась одышка. По-настоящему я испугалась, когда заметила, что у нее дрожат руки. Подумала, это как-то связано с наркотиками. Потом… потом уже насильно повезла ее к врачу… – Она надолго замолчала.
– Это можно вылечить? – осторожно спросила спустя некоторое время Катя.
– Врач говорит, что поздно обратились: в организме произошли дистрофические изменения.
Обе девушки внутренне сжались, вспомнив, как выглядит теперь Валентина.
– Зачем все это – она ведь была такая хорошенькая? – решилась высказаться Наташа.
– Да, – устало покачала головой мать. – Видно, решила быть еще лучше. Лучше всех.
– Она… она понимает, что это – болезнь?
– Сейчас уже не знаю. Она почти не разговаривает. Когда привезли сюда, возмущалась тем, что ее хотят упечь в психушку. Ведь это не просто терапевтическое отделение…
– Я поняла, – тихо сказала Наташа.
– Здесь… в общем, сюда помещают тех, кто не буйный.
Они по-прежнему стояли втроем в пустом коридоре, пропахшем лекарствами и особым запахом больницы.
– Она и здесь продолжала голодать. Сначала перекладывала еду на соседние тарелки, а когда ее застукали за этим занятием, стала прятать котлеты в рукава и карманы халата. Потом выбрасывала. Никакие психотерапевтические беседы и сеансы гипноза не действовали. Они не помогли ей преодолеть страха перед едой. При своем росте она весит тридцать два килограмма… Весила, – поправилась мать.
– Неужели нет никакой надежды? – с тоской спросила Катя.
– Надежда… надежда всегда есть. Сейчас вводят питательные вещества по специальной системе, дают крохотные дозы психотропных препаратов. Больше истощенный организм не выдержит. Врачи обнадеживают меня. Говорят: пятьдесят на пятьдесят.
К ним подошла медсестра и что-то прошептала на ухо Поздеевой. Та побледнела и заторопилась:
– Ладно, девочки, вы идите. Спасибо, что зашли…
Она повернулась и, ссутулившись, направилась к двери в больничную палату.