Подкаменный змей
Шрифт:
Анна испуганно заглянула ему в лицо и судорожно вцепилась в лацканы:
– Ты пойдёшь в лес? Один?
Штольман улыбнулся:
– Почему один? С урядником.
– А я?
Только что рядом с ним была сильная взрослая женщина, и вот уже она вновь превратилась в маленькую девочку, боящуюся его потерять.
– А ты будешь здесь, с Андреем Дмитриевичем. Так мне за вас обоих будет спокойнее.
Он привлёк жену к себе и, никого не стесняясь, поцеловал её в лоб. Потом оглянулся на урядника:
– Господин Егорьев, надо бы попа позвать, или кто у них тут? Как старообрядцев хоронят?
Потом машинально взглянул на часы. Загадка, в целом, разгадана.
========== Волчий прииск ==========
Ночевать пошли в пустующую избу Васильевых, хоть сама мысль об этом вызывала омерзение. Но стоило солнцу закатиться, как на приезжих тучами набросились комары: огромные, полосатые, как тигры, и такие же свирепые. Оставаться вне помещения было попросту невозможно.
В избе Штольман попытался уложить жену на кровать, но она категорически воспротивилась, легла на лавку, не раздеваясь, потянула его за собой. Её била крупная дрожь, лоб был горячий и влажный. Яков в первый момент испугался, что она где-то отравиться успела. Мыли же они руки тогда в реке. Но симптомы были не похожи. Зато припомнилось, что именно так она выглядела после того, как в неё вселился дух убитого математика. Значит, это что-то связанное с даром. Слишком много смерти было вокруг, в этой избе в том числе.
Урядник с Кричевским давно уже спали, храп разносился, наверное, на всю долину, Анне же никак не становилось лучше. Она льнула к нему, как дитя, обнимала тонкими руками, дышала неровно. Наконец, Яков не выдержал: подхватил жену на руки и вынес наружу из зловонного мрака избы. Ночь была лунная, чтобы видеть окрестности света не требовалось. Пойма звенела комарами, но было уже вс ё равно. Штольман решительным шагом направился к околице, подальше от грохочущей реки – и от духов всевозможных. Дворы в Утихе огораживали, а хозяйственные постройки – нет, они торчали там, где вздумается. Под самой горой пустовал сарай с остатками прошлогоднего сена. На это сено он жену и уложил, сам лёг рядом, вдыхая полной грудью горьковатый травяной аромат. Ему уж казалось, что вонью Игнатовой избы вся одежда пропиталась.
Аня снова прижалась к нему, но дрожать перестала, и вскоре уснула, успокоившись, а к нему сон не шёл.
Жить, как раньше, оказалось невозможно, как жить дальше – непонятно. Идея относительно сыскного агентства больше не казалась заманчивой. Это для него такое занятие стало бы благом. Он любил загадки, находил невероятную притягательность в гимнастике ума. Для Анны же расследования оборачивались сплошными страданиями. Сегодня Яков впервые отчётливо понял пылкую ненависть к нему тёщи. Марья Тимофеевна безошибочно связывала в единое целое Штольмана, смерть и духов. И всё, что для Анны с этим было сопряжено. Оставалось вообще удивляться, что ему только отказали от дома. На месте Виктора Ивановича сам Яков, наверное, на дуэль бы вызвал мерзавца, который настырно тянет его дочь в неприятности, чреватые такими страданиями. Если у него будет дочь… Анна сказала, что будет - Вера. Вера Яковлевна. Когда у него будет дочь, он не позволит к ней ни одному сыщику на версту подойти. Даже частному. Не говоря о полицейских.
Только вот с собой самим что делать? С тем, что он причиняет женщине, которую больше жизни любит.
Еще утром в лесу Аня была так весела и счастлива, но один лишь день в зачумлённой деревне – и вот она испугана, измучена и больна. И уберечь её от этого он не в силах. Невозможная какая-то дилемма получается: есть он рядом или нет, духи Анну всё равно будут атаковать.
Написать доктору Милцу? И немедленно!
А что потом? Когда и где он сможет получить ответ Александра Францевича? И знает ли сам доктор, как с этим бороться? Едва ли у него часто были пациенты, страдающие мигренью от скопления духов перед обедом, испытывающие тошноту от особо неприятной потусторонней сплетни.
Пётр Иванович как-то под рюмку коньяку обмолвился, что родители пытались Анну лечить от первых проявлений дара, пользовали успокоительными порошками и настойками. И едва не добились того, что живая, непосредственная девочка стала похожей на сомнамбулу или безвольную куклу. Пётр Иванович тогда воспротивился, что и послужило причиной его отъезда из дома брата. Благо, что Миронов-старший быстро сообразил, к чему приводит лечение. Страшно подумать, что могло случиться с Аней. С Его Аней!
В безотчётном порыве Яков стиснул жену в объятиях, прижимая к себе сильнее. Анна длинно вздохнула, пробормотала что-то неразборчивое и уткнулась носом ему в ключицу.
– Спи, спи, - прошептал он, досадуя на себя.
Но она и спала. И, кажется, сон её теперь был спокоен.
Сквозь прорехи в крыше было видно, что небо становится всё светлее. Глаз сегодня он так и не сомкнул. А что толку? Решение не было найдено. Одно очевидно – на Волчий прииск он её не возьмёт. Если там уже все перемерли, Аню доконают духи. Если есть живые – не исключена стрельба.
Яков осторожно отстранился, чтобы не побеспокоить, выбрался из родных объятий. Стараясь не шуметь, притворил за собой дверь. Кричевский и Егорьев ещё спали, он разбудил обоих. Урядник сопел недовольно, но вслух протестов не выражал – служба есть служба. Кричевского Штольман отвёл в сторону:
– Андрей Дмитриевич, могу вас попросить? Анна Викторовна спит. Я не стал её будить. Не могли бы вы покараулить её и объяснить всё, когда проснётся?
Этнограф понимающе закивал головой. Был он всё же человеком тонким и душевным, так что объяснять не пришлось. И порядочным, что самое главное. Ему можно было своё сокровище доверить. Сам Штольман предвидел нелёгкие объяснения по возвращении, но исчезать снова, не оставив весточки, права не имел. Слишком дорого Анне его тогдашнее исчезновение далось. Об этом ему успели намекнуть и Антон Андреич, и доктор. В красках не расписывали, воображение само дорисовало. Хоть и не по своей воле тогда исчез, Ане от этого было не легче.
Еще два года назад ему и в голову бы не пришло каждое своё движение вот так измерять и оценивать – чем оно аукнется? Он всегда жил, как ему вздумается, повинуясь страстям своим и азарту. Анна довольно жёстко приучила его думать о ней на каждом шагу. И то он без конца ошибался. А теперь вот думал - о ней и о детях, пока ещё не рождённых, но обещанных. Странно это было и ново для него.
Думать-то думал, а как поступать по-новому, пока ещё не знал.
***
Ночь была прохладная, на рассвете над поймой встал туман. Штольман и Егорьев шли берегом, оскальзываясь на отсыревшей траве. Потом вовсе спустились к воде, зашагали по галечнику и окатанным валунам. Лошадей брать не стали – за Утихой в верховья дороги не было. А если по Аниному рисунку судить, дикий прииск располагался на самом берегу.