Подкидыш для депутата. Выбор сердца
Шрифт:
Дожидаюсь ее уже в машине. Всю дорогу Маша плачет. Надрывно так, что хочется с размаху удариться головой об лобовое стекло. Потому что слишком сложно чувствовать на себе такую ответственность. Одно дело, когда речь идет о народе, которому самому палец в рот не клади: если надо что-то, запинает и мозг затюкает. И совсем другое, когда от тебя зависит беззащитный ребенок. Ты единственный можешь помочь ему, но не знаешь, как…
Когда, наконец, подъезжаю к клинике Влада, голова раскалывается на части. Замечаю, что Катя тоже чувствует себя паршиво.
В приемной нас встречает медсестра, лебезит и что-то звонко щебечет. Честно говоря, даже внешности ее не запоминаю. Но слушаю внимательно, выхватываю нужную мне информацию. Чувствую себя на каком-то важнейшем совещании. Только хуже…
— Ваш педиатр Иван Евгеньевич будет с минуты на минуту, — сообщает девушка и потихоньку начинает раздражать своей улыбчивостью. — А Владислав Романович… — осекается, глядя мне за спину. — Вот он как раз приехал!
Смысл ее слов до меня доходит не сразу. Потому что не могу поверить. И лишь обернувшись, убеждаюсь, что мне не послышалось. Действительно, Влад примчался. С чего бы это?
Передаю Машу в руки растерянной Кати, усаживаю их на диван. А сам направляюсь к брату.
— Быстро ты из соседнего города приехал, — хмыкаю вместо приветствия, пожимая ему руку. — От жены убегал?
— Спешил на твою глянуть. Надо же знать, какой несчастной такое чудо, как ты, досталось, — не остается в долгу Углицкий. — Принял все-таки ребенка? — добавляет серьезно и тихо.
— Не знаю, Влад, — отвечаю честно. — Не верю до конца…
— В лаборатории, контакты которой я тебе скинул, работают профессионалы. Я за них ручаюсь, — холодно чеканит кузен. — Тест, я так понял, оказался положительным?
Обреченно киваю, а следом нервно запускаю руку в свои волосы.
— Все равно что-то не так! Да мелкая даже на меня не похожа, — делюсь с братом опасениями.
— И слава богу! В этом ее главный плюс, — издевается Влад, а сам скользит взглядом по Кате и Маше. — Она и на маму, честно говоря, не слишком похожа, — тянет задумчиво, но, поймав мой недоуменный взгляд, добавляет поспешно. — Я имею ввиду, что дети в таком возрасте ни на кого не похожи. Только сами на себя. Вот подрастет немного, и станет понятно.
Смотрю на него недоверчиво, но отвлекаюсь на подошедшего педиатра. Углицкий мгновенно принимает вид стального биг босса. Хочется закатить глаза и подколоть братца, но я держусь. Мне нужна помощь сейчас, поэтому не время подрывать его авторитет забавы ради. Влад сурово дает какие-то распоряжения Ивану Евгеньевичу, пока тот сжимается под черным взглядом и явно мечтает закатиться под плинтус, чтобы его не выколупали оттуда.
Вдвоем они подходят к Кате, спрашивают что-то. А я спешу следом, потому что каменный братец сейчас и «жену» мою запугает до чертиков, знаю я его. Кто потом с Машей сидеть будет?
В какой-то момент педиатр подзывает медсестру, чтобы та забрала ребенка. Катя медлит, не выпускает дочь из рук,
Не доверяла же мне, ненавидела! Когда все успело измениться? Или это временное помутнение рассудка?
Когда медперсонал удаляется вместе с нашей Машей, сажусь рядом с Катей, но к ней даже не прикасаюсь. Наоборот, сцепляю руки в замок и смотрю прямо перед собой.
— Винишь меня, наверно, — озвучиваю неприятные мысли, потому что сам себя виню. — Маша ведь после нашего похода в японский ресторан заболела…
— Нет, Дим, ее вчера стошнило до того, как мы переступили его порог. Маше уже было плохо, — всхлипывает, балансируя на грани истерики. — Это я виновата. Надо было сразу обратить внимание, отреагировать. Такую ответственность на себя взяла. И не справилась, — хнычет, прикрывая лицо ладонями.
Не совсем понимаю, о чем она говорит. К тому же, ее слезы дезориентируют. Обнимаю Катю за плечи, целую в висок — и опять прибегаю к запрещенному приему.
— Котенок, успокаивайся давай. Врачи помогут, — произношу с максимальной уверенностью в голосе.
— Не зови меня так, — Катя поспешно стирает слезы и отодвигается от меня.
Зато успокаивается. Говорю же, работает система!
— Маша крещеная? — зачем-то спрашиваю я после затянувшейся паузы.
— Не знаю, — выдыхает Катя, а потом вдруг спохватывается. — То есть… Не знаю, как я сама к этому отношусь, поэтому пока нет. Машу не крестили, — заикаясь, объясняет, при этом устремив глаза в пол. — Не думала, что ты религиозный.
Признаться, я и сам не понимаю, зачем мне вдруг понадобилась подобная информация. Я далек от веры, а крещение воспринимаю всего лишь как что-то привычное в обществе. Родился ребенок, торжественно выписали его с шариками, покрестили… Какие еще этапы из жизни моей дочери я пропустил? Странно, что меня это вообще волнует.
— Какой же депутат — и без религии? Грехи надо же как-то замаливать, — отшучиваюсь я.
Кстати, говорю почти правду. Многие мои коллеги исправно и при этом демонстративно посещают храм, а по особо большим праздникам обязательно светятся в прессе. Свои рабочие места окружают иконами. Как оберегами какими-то! Причем чем выше должность, тем дороже, помпезнее и больше иконы. Может, и мне пора приобщаться к традиции?
— И как? Помогает? — дерзко вздергивает подбородок Катя.
Узнаю дикую кошку. С возвращением!
— Ну, пока что за мои грехи мне тебя прислали в наказание, — усмехаюсь ехидно.
Мою реплику Катя оставляет без ответа, хмыкает и отворачивается. Но молчание убивает нас обоих. Потому что мы возвращаемся мыслями к тому, что через стену врачи возятся с Машенькой. И Катя не выдерживает первой.
— Хирург через «е», говоришь? Как же так? Довольно прибыльная специальность, — разрывает тишину и мгновенно выводит меня из равновесия.