Подлинная история девочки-сорванца.

Машков Александр Иванович

– А кто видел?

– Я видел! – заявил Дима.

– И всё?

Тут зашевелился и поднялся, сначала половина, а потом, и весь класс.

– Ну, это неправда, весь класс не мог всё видеть, - усмехнулась Екатерина Семёновна, а я удивилась, узнав, сколько у меня, оказывается, друзей.

– Могли, - сказал Дима, - Была перемена, и все были в коридоре.

– Только нос разбили Вите, а не Саше!

– А вы бы хотели, чтобы Саше?!

– Не груби учителю! – прикрикнула Екатерина Семёновна, - А вы, ребята, садитесь.

Все,

кроме Димы, сели.

– А ты что стоишь, Дима? Хочешь ещё что-то сказать?

– Да, хочу! Если Сашу исключат из пионеров, я первый сниму галстук!

– И мы все тоже! – крикнули с места.

– И мы, и мы! – закричали отовсюду.

– Это уже бунт! – возмутилась Екатерина Семёновна.

– Никакой это не бунт, - вступилась Раиса Ивановна, - это не педсовет, а пионерское собрание, где ребята сами должны принимать решение, правильно, Галя? – Галя кивнула:

– Только я не успела оформить всё, как следует. Надо выбрать секретаря.

– Зверева! – весело крикнул Пашка Смирнов, - У него самый красивый почерк!

– Хорошо, кто за то… Единогласно! Теперь выберем председателя… Дима. Очень хорошо!

Вот, тебе, Толя, лист бумаги, будешь вести протокол, а ты, Дима, иди сюда, будешь вести собрание.

– Что тут вести? На повестке дня у нас стоит один вопрос, разобрать поступок пионерки Денисовой Александры, и пионера Виктора Шлыкова. Кто за утверждение повестки?

– Разбирать только поступок Витьки! – встал Лёня Быков, - Сашка здесь совершенно ни причём! Предлагаю снять с него галстук сроком на месяц и объявить выговор с занесением в учётную карточку!

– Можно и без занесения, - сказал Вовка Коновалов, но со снятием… - все засмеялись, а его брат… Они, кстати, были не близнецы, двойняшки, и Сергей на сколько-то минут был старше Вовки, и крупнее. Все его считали старшим.

Так вот, старший брат встал, и сказал:

– Мы действительно слишком долго терпели выходки Шлыкова, наконец-то, хоть девочка, поставила его на место. Вообще, Саше надо объявить благодарность. А нам всем должно быть стыдно!

Сергей был уважаемым человеком, у него мама была главврачом местной больницы.

– Толя, ты записываешь? – в наступившей тишине спросила Галя. Толик кивнул.

Мы с Витькой смотрели друг на друга, и ничего не понимали.

– Ребята, - сказала я, - мы с Витей по-дружески подрались, не надо нас наказывать. Мы сейчас пожмём друг-другу руки, и больше не будем. Правда, Витя?

Витька судорожно кивнул, соглашаясь.

– Э, нет, - сказал Сергей. У нас всё записано и запротоколировано. Назад пути нет, что сделано, то сделано. И вообще, - сурово сказал он, - не думаю, что, если бы Сашку осудили, Витька попросил бы её не наказывать! – Витька молчал.

– Ну, что? – спросила Галя, - за что будем голосовать? За снятие галстука с занесением, или без занесения?

– На первый раз без занесения можно, - сказал Вовка,

и все его поддержали.

– Я этого так не оставлю! – возмутилась Екатерина Семёновна, - Обвинили пострадавшего!

– Не девочку же нам осуждать! – запальчиво крикнул Дима, и все его поддержали гулом.

Екатерина Семёновна вышла, хлопнув дверью, а Раиса Ивановна сказала:

– Молодцы, ребята!

Витька постоял, постоял, и заплакал, теребя кончик своего шёлкового галстука. Мне стало его жалко.

– Может, пусть не снимает? На бумаге, будто исключили, а на самом деле…

– Хороший ты парень… Сашка! – сказал Димка, и все засмеялись. А я возмутилась.

– Не кипятись! – успокоил меня Дима, - Песню, что ли не помнишь: «хороший ты парень, Наташка». А ты будешь у нас Сашка! Но Витька должен снять свой галстук. Торжественное обещание давал? Давал. Что там сказано? «А если я нарушу это своё торжественное обещание, то пусть на меня ляжет проклятие и гнев товарищей»! Вот, что там написано! А ты, Витька, нарушал, и не раз! И сюда пришёл, чтобы поглумиться над девочкой!

– Я не…- сквозь слёзы сказал Витька. – Я не глумиться… Меня заставили…

– Сашу никто не смог заставить склониться! А ты ревёшь… Свободен.

Витька, со слезами, вышел, а мы, оформив протокол и расписавшись, направились домой.

Только думалось мне, что это ещё не конец истории.

– Толик, ты ко мне?

– Если можно.

– Я с папой поговорила, и он разрешил. С тобой хорошо уроки делать.

– Саша, можно, я по-быстрому сделаю, и почитаю? – заискивающе спросил Толик, заглядывая мне в глаза.

– Конечно можно, - засмеялась я, - только, когда мне будет что-нибудь непонятно, подскажешь.

– Подскажу!

Борьки не было, у них не было классного часа, и они разошлись по домам. Я поняла, что меня тревожило: на собрании был один наш класс. Почему не было Витькиного? Просто хотели снять с меня галстук, и всё? А теперь что? Объявят собрание незаконным?

Что теперь гадать! Что будет, то будет.

Подойдя к дому, увидели, что Борька носит воду.

– Ой! – сказала я, - У нас тоже, наверно, вода кончается! – зайдя в сени, заглянули в пустые бочки, задумались.

– В субботу у мамы большая стирка, - сказала я, - а ты как стираешь?

– Отдаю в прачечную, - буркнул Толик, - Дорого, а что делать? Иногда и заплатить нечем. Стираю только своё бельё…

– Да, надо бы помочь маме, хоть одну бочку наполнить. У меня есть маленькие вёдра…

– Давай я тебе помогу! – расхрабрился Толька.

– Пошли, сначала пообедаем? – предложила я. Толик не отказался, тем более что час обеденный уже прошёл.

Мы с Толиком подмели всё, что осталось со вчерашнего дня, потом я перемыла всю посуду, критически поглядывая на Толика: какой он всё же маленький и худенький: нагрузишь на него коромысло, с вёдрами, он и переломится!