Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Шрифт:
картину не обязательно надо было увидеть, а достаточно было пересказать, то есть сюжет
значил больше, чем собственно живопись.
Салон проводился раз в год, примерно с 1 по 15 мая во Дворце промышленности на
Елисейских Полях. Салоны начали устраиваться там после Всемирной выставки 1855
года, для которой и было выстроено это выставочное помещение. За день до открытия и
день после закрытия, то есть 30 апреля и 16 мая, что, кстати, отмечено и в дневнике
Башкирцевой,
Раньше, в последний день перед открытием, на так называемом вернисаже, художники
могли навести последний блеск на свои картины. “Вернисаж” ( по-французски vernissage)
– буквально “покрытие лаком”. В течение девятнадцатого века у французских художников
сложился обычай покрывать лаком картины, представленные в Салон, накануне его
открытия. После покрытия лаком масляные краски картин становились ярче и сочнее.
Делалось это обыкновенно в присутствии ограниченного кружка избранных лиц. Однако к
концу века вернисажи стали модным развлечением, куда рвался весь элегантный Париж, число приглашенных выросло до нескольких тысяч, репортеры, естественно, попавшие в
Салон в первых рядах, расписывали на следующий день в газетах не только и не столько
картины, сколько публику, фланирующую в залах. После официального открытия Салона
туда уже рвалась и обыкновенная публика, вплоть до солдат и городских нянюшек, среди
зрителей встречались даже деревенские жители, специально приехавшие в Париж
поглазеть на картины; в иные дни число посетителей доходило до пятидесяти тысяч в
день.
К тому времени, когда Мария Башкирцева появилась в Париже и занялась живописью в
академии Жулиана, история Салонов насчитывала уже более двухсот лет.
Салонами называли выставки картин, гравюр и скульптур, которые были основаны
Королевской академией в Париже при Людовике XIV в 1667 году. Сначала они были не
столь периодичны, потом установилась традиция устраивать их раз в два года, а
впоследствии и ежегодно.
Первоначально они устраивались в Большой галерее Лувра, потом были перенесены в так
называемый Квадратный салон, откуда произошло и само их название. В течении всего
XVIII столетия число произведений, выставляемых в Салоне, постоянно росло и достигло
432 номеров, а уже к концу XIX века достигло десяти тысяч, при числе участников до трех
тысяч. Когда Мария Башкирцева выставлялась первый раз, ее номер был 9091. И в то
время число принятых картин ограничивалось цифрой 2500. Разумеется, отобрать среди
такого количества картин наиболее достойные было невозможно. Обратимся снова к
дотошному бытописателю Золя:
“Работа жюри была тяжкой
бесконечный ряд больших картин, прислоняли их к карнизу, заполняя ими залы второго
этажа, вдоль всего здания, и ежедневно после обеда, с часа дня, сорок человек во главе с
председателем, вооруженным колокольчиком, начинали одну и ту же прогулку, пока не
исчерпывались все буквы алфавита. Решения принимались на ходу; чтобы ускорить
процедуру, самые плохие полотна отвергались без голосования. Однако иной раз дебаты
задерживали группу: после десятиминутных пререканий полотно, вызывавшее споры,
оставляли до вечернего просмотра. Два служителя натягивали в четырех шагах от картин
десятиметровую веревку, чтобы удержать на приличном расстоянии членов жюри, а те в
пылу диспута не замечали веревки и лезли на нее своими животами. Позади жюри
шествовали семьдесят сторожей в белых блузах; после решения , оглашенного секретарем, они по знаку своего бригадира производили отбор: отвергнутые картины отделялись от
принятых и уносились в сторону, как трупы с поля битвы”.
Потом, при последующем отборе, картинам присваивались номера. Номер первый давал
право быть выставленным на “карниз”, то есть для обозрения на уровне глаз. Номера
второй и третий тоже имели преимущества в развеске. Остальные картины по алфавиту
фамилий художников вешались куда угодно, хоть под потолок на высоту шести метров, в
проеме между двумя дверями, в дальний угол, в темный коридор, где их нельзя было даже
рассмотреть. Вопрос развески всегда больно ранил участников. Будет впоследствии
волновать и Марию Башкирцеву. Мало было попасть в Салон, надо было висеть так,
чтобы тебя там еще и увидели. В том самом Салоне 1880 года, где дебютировала
Башкирцева, участвовали Ренуар и Моне, так вот они направили письмо министру
изобразительных искусств (был и такой), протестуя против того, как их картины были
повешены.
Салоны привлекали к себе самую разнообразную публику, от высшей аристократии и
состоятельной буржуазии до самых демократических слоев.
“Позади Клода чей-то хриплый голос выдавливал жесткие отрывистые звуки: это
англичанин в клетчатом пиджаке объяснял сюжет картины, изображавшей резню,
желтолицей женщине, закутанной в дорожный плащ. У одних картин было совсем
свободно, у других посетители собирались группками, рассеивались и вновь собирались
поодаль. Все головы были подняты кверху, мужчины держали трости, на руке - пальто.
Женщины шли медленно, останавливаясь перед картинами так, что были видны Клоду