Подлунное Княжество
Шрифт:
Изящным движением Кувшинка раскинула на траве расшитую скатерть.
— Стоило, какую — то тряпку искать?! — буркнул Ратибор. — Была бы еда, а без подстилки… , — всадник больше не смог сказать ни слова — на узорчатой ткани одно за другим, прямо из воздуха, возникли дымящиеся яства. Ратибор, глотая слюну, наблюдал, как к его ногам упал жареный поросёнок с яблоком во рту, ароматный пирог, из недр коего выглядывала зубастая пасть щуки, соблазнительно, бесстыдно, с ума сводяще, благоухающий котелок с маслянистым бульоном из которого выныривали рачьи панцири
— Приятного аппетита, — улыбнулась озёрница, когда на скатерти появился запотевший кувшин свежесваренного пива.
— Не отравишь? — Ратибор уже вгрызся в свиную ногу. Нежное мясо таяло во рту, сок брызнул на скатерть.
— Дурень! — Кувшинка отвернулась.
— Шучу, — прошамкал всадник, разламывая пирог. Убийственный дух свежего хлеба и жареной рыбы, ударил в ноздри, приятно согрел пищевод и вторгся в желудок, заставляя поросёнка потесниться.
Пирог исчез так же молниеносно, как и поросёнок. Ратибор погрузил деревянную ложку — подарок Михеича — в ароматное варево.
— А ты никак постишься, — обратился он, к озёрнице, хрустя рачьим панцирем и пытаясь подцепить скользкий разварившийся боровичок. — Ты гляди — я за последнее время одичал — всё сожру и не покраснею! Не зевай!
— Я это не ем, — ответила озёрница.
— А что же ещё есть, кроме этого?
— Утренний туман, цветочный запах, озёрную влагу, страсть возлюбленного…
Ратибор в это самое мгновение поднёс кувшин к губам. Сделал глоток. Холодное, сводящее судорогой зубы и приятно обжигающее нёбо, терпкое пиво, предвещало неземное блаженство. После слов девушки, всадник поперхнулся напитком, коим не брезгуют и Боги. Пиво попало не в то горло, всадник закашляляся. Задыхаясь и ударяя в грудь левой рукой, он все-таки умудрился поставить кувшин на скатерть.
— Вообще ничего не ешь? — спросил он, переведя дух.
— Ем.
— Да с той ерунды и букашка лапы передвигать не будет!
— Все смертные так думают…
— Так ты действительно… Хотя… Скатерть чудная… Папаша твой и вправду Бог? — после сытного обеда мысли Ратибора стали тяжёлыми и малоподвижными, как в принципе и он сам. — Самый настоящий?
— О Род создатель! — девушка закатила глаза. — Сколько же с тобой терпения нужно, дикий варвар! Я же тебе о том с самой нашей встречи толкую! Или в твоих землях любая девушка может на парней морок наводить и в приданное скатерть-самобранку приносит!?
— Ну, морок не морок, а дурить голову каждая умеет… — медленно произнёс всадник. — Самобранка? — он перевёл взгляд на скатерть, которая чудесным образом избавилась от опустевшей посуды. — А как у неё всё это получается?
— Откуда я знаю! — в голосе Кувшинки появилось раздражение. — Её Мать Макошь ткала, а не я! Теперь, наконец, убедился, что мой отец не из простых смертных?
— Вполне может быть… — Ратибор почесал подбородок. — И чего теперь прикажешь делать?
— Как чего?! — Кувшинка возмущённо поджала губы. — Пойдём в твои земли, представишь меня своей родне, и заживём, как у вас
— Ого!
— Я тебе не нравлюсь?
— Не в том дело… Некуда мне тебя вести… Нет у меня ни дома, ни родни, да и Родины тоже, пожалуй…
— Ничего страшного. Поселимся в любом месте. Ты построишь дом. У меня ларец с жемчугом есть и два с самоцветами. Ты займешься, каким либо делом, я буду хозяйство вести да за нашими детишками приглядывать…
— Стой! Стой! — замахал руками всадник. — Какие детишки?! Какой дом?! Я не могу на тебе жениться! Не имею права!
— Вот ты какой! — слёзы хлынули из огромных потемневших глаз Кувшинки. — Решил погубить несчастную озёрницу! Опозорить на весь Поднебесный Мир! Теперь последняя кикимора в самом захудалом болоте надо мной смеяться будет!
— Вот так влип! — Ратибор беспомощно смотрел на рыдающую хозяйку озера. — Ну, успокойся что ли? — он неуклюже приобнял девушку. Тонкие плечи заходили ходуном под привыкшей к рукояти оружия ладони, слёзы, до этого обильно струившиеся по прекрасному лицу, теперь хлынули в три потока. — Ну, как тебя успокоить?
— Жениться… — всхлипнула девушка.
— Ну, не мо… — слова всадника заглушил взрыв рыданий.
— Объясни хоть, что это за обычай дурацкий? — попросил Ратибор, когда буря скорби и отчаяния немного утихла. — Может, и придумаем что?
— Почему дурацкий? — худые ладошки оторвались от заплаканного лица, на всадника воззрились посветлевшие, но всё ещё переполненные болью глаза.
— Не дурацкий, совсем не дурацкий! — Ратибор попытался закрепить успех. — Оговорился я. Непонятный для меня, чужака, обычай… В чём он заключается?
— Всё очень просто, — Кувшинка утёрла слёзы. — Мы — озёрницы и березницы — дочери мудрого Велеса и светлоокой Лады…
— Лады? — удивился всадник.
— Да самой прекрасной из Богинь…
— У этой самой прекрасной случайно повозки самодвижущейся нет?
— По-моему нет. Только карета, запряжённая лебедями. А что?
— Ничего… Имя знакомое. Продолжай.
— От отца нам достались озёра, берёзовые рощи и богатое приданное, от матери способность беззаветно любить и быть любимыми… Наши сёстры берегини такие же, только отец их Стрибог наградил дочерей своих умением полёта…
— А матушка у вас не промах…
— Не смей говорить так, смертный! Каждый из Богов счастлив, разделить любовь светлоокой Лады!
— Молчу, молчу… Не хватало мне ещё в божественные дела вмешиваться.
— Вот это правильно, — одобрила Кувшинка. — Тебе с Богами ссорится не стоит. Ну, значит, отец поручил нам беречь лесные озёра и берёзовые рощи, а мать любить и быть любимыми. Дозволено нам, раз в год, в самую середину лета, выбирать женихов среди смертных. Берегини смущают парней красотой своей и уносят в поднебесье, березницы завлекают песнями и обращают в молодые дубки, а мы — озёрницы — заманиваем в омуты. Потом живём целый год счастливо, а на следующее лето нового суженого ищем…