Подмена
Шрифт:
Я смотрел на остывающее тело любимой женщины и знал, что теперь все зависит только от нее. После смерти феи попадают в Адгар. Я не знаю ни одного случая, чтобы им удавалось оттуда выбраться. Но сделаю все, чтобы подарить истории первый.
— Ремальд, это нарушит законы мироздания! — осторожно напомнил Оркас, протягивая мне Скейр — главный артефакт друидов, способный вернуть мертвого к жизни. Вот только душа мертвого не должна скитаться по чертогам лабиринтов. Она должна найти из них выход.
— И?
Друид не нашелся, что ответить.
— Она же фея! Думаешь, сработает?
— Если Айлаайя
— Ты же знаешь, что она попросит за помощь?
Устало усмехнулся в ответ:
— Если брак с нелюбимой женщиной спасет любимую, то даже думать не о чем.
— Она знает?
Перехватил взгляд Оркаса на своем перстне. Как только Джиа ступила на земли друидов, я провел ритуал разделения. Мой родовой перстень разделился надвое. Этой ночью я хотел нарушить закон мирозданья и подарить свое сердце той, которую люблю. А теперь придется нарушить почти десяток таких законов и жениться на нелюбимой. Кто бы мог подумать, что судьба так коварна?
— Пошли за Айлаайей. Свадебный кортеж. Так она прибудет куда быстрей. У Джиа слишком мало времени.
— Слушаюсь, повелитель.
Я смотрел, как из любимой женщины утекает жизнь и четко понимал, что мир, в котором ее нет — мне не нужен. Все это время я следил за успехами и неудачами своей малышки, и это давало сил жить. Пусть мне придется разделить будущее с Айлаайей, лишь бы сердце Джиа продолжало биться.
Джиа Корнелли
Прекрасная бабочка с нежными лиловыми крыльями доверчиво уселась на мое плечо. Солнце светило ярко, но совсем не грело. Ветер трепал распущенные волосы, но не касался кожи. Цветы багровели на кустах пышными соцветиями, но не поили ароматом воздух. Я оказалась в прекрасном, но неправильном месте. Коснулась пальцами лепестка крупной розы, но не ощутила ни тепла, ни бархата. Непривычный холод поселился где-то в районе сердца и разливался по телу медленным ядом.
Бабочка повела крылышками и вспорхнула, увлекая меня за собой. Мы обогнули фонтан со статуей праматери фей, прошли мимо клумб, усыпанных радужными розами, и ступили на тропинку, мощенную причудливыми фиолетовыми камнями.
Я шла и шла, ведомая загадочной бабочкой и в какой-то момент потеряла ее из виду.
— Эй, где ты?
Мой голос прозвучал иначе. Он будто отражался от глухих стен, и его эхо еще долго блуждало между высоких кустарников, образовавших тоннель. Я свернула направо, потом налево, и так несколько раз, пока окончательно не заблудилась. Стены из колючего боярышника обступили со всех сторон. Меня завели в лабиринт!
Попробовала выпустить крылья, но они не повиновались. Блеклые, лишенные магических сил, они грустно свисали за спиной и не могли поднять меня в воздух. Паника подкатывала к горлу и скручивала его холодными спазмами. Я хаотично металась по лабиринту в поисках выхода, но, кажется, только глубже увязала. А холод в сердце стал почти невыносимым.
На мне оказался белоснежный шифоновый сарафан — в таком феи отправляются в последний полет. Я расстегнула лиф и обнаружила круглую метку, усыпанную друидическими рунами. Руническое письмо друидов читать не умею, но распознать его среди тысячи других рун несложно. Оно завораживает своей красотой и плавностью линий.
—
Где-то вдали послышался голос Ремальда.
— Рем? — крикнула изо всех сил. — Рем, я здесь!!!
Лихорадочно застегнула лиф и бросилась вперед.
— Джиа…
Но чем быстрее я бежала, тем дальше уходил голос.
— Рем! Помоги мне!!!
Попробовала продраться сквозь кустарник, но только исколола кожу острыми шипами. Кровь, настоящая, живая, сочилась по ладоням и капала в траву. Голос охрип от крика, а в голове бешено колотила кровь. Что происходит? Где я? Что за руна на моей груди и почему на мне саван фей?
Саван фей… фонтан с королевой фей…
— Во имя святой пыльцы, неужели я умерла?
Вскинула голову и ужаснулась. Небо цвета ванили, солнце, что не греет, цветы, что не пахнут и еда без вкуса.
Сорвала крупную ягоду боярышника и съела, не почувствовав ничего.
Никаких сомнений — я в Адгаре. И выхода обратно не существует.
Это место, куда попадают феи после смерти. Они петляют по лабиринту три дня и три ночи, сталкиваясь со своими самыми страшными грехами и самыми добрыми делами. На третий день выход находится сам и сама фея принимает решение, куда ей идти: в Колааду — место вечного блаженства или Анахааду, место для исправления.
— Джиа, — снова позвал Ремальд. — Вернись ко мне…
Значит, это не Рем. Это игры моего подсознания.
Отчаяние захлестнуло с головой, а из глаз брызнули слезы. Я плакала без остановки, позволив излиться боли. К ночи слезы иссякли и, свернувшись калачиком, я заснула. Все равно уже умерла. Мертвой фее бояться нечего, ведь самое страшное уже случилось.
Утром меня снова разбудил голос Ремальда. Такой родной, спокойный и сильный. Он не сдавался и звал меня за собой. Неотступно, настойчиво. В какой-то момент я решила, что терять мне все равно нечего, и пошла вперед, вспомнив правило руки. Если держаться одной рукой за стену лабиринта, то рано или поздно он приведет к выходу. Конечно, с магическим лабиринтом такое правило может не сработать, но… вдруг? Мы, женщины, всегда надеемся на чудо. И оно произошло.
Через несколько часов мучений, изодрав ладони в кровь, я вышла из лабиринта. На поляне, вопреки всякой логике, стояла не праматерь фей. На ней стоял Ремальд, в великолепном белоснежном балахоне друидов.
— Это правда ты? — прошептала пересохшими губами.
— Это правда я, — ответил друид с усталой улыбкой.
— Но… как?
Куда больше вероятность, что у меня галлюциногенный бред.
— Нарушил парочку законов мирозданья. Семь, вообще-то, — задумчиво поправился мужчина.
Я нервно усмехнулась. Даже один нарушенный закон мирозданья обернется гневом богов. Что говорить о семи?
— Пойдем домой.
— Из Адгара нет выхода. Только не для меня.
— Я заберу тебя откуда угодно, Джиа. Даже из лап смерти, — решительно заявил Ремальд, накрывая ладонью руну на моей груди.
Тело прошила невыносимая боль. Она скрутила каждую мышцу, каждую клеточку моего тела, сжала сухожилия до предела, заставляя выгибаться и впиваться пальцами в матрац. Мой крик разрывал тишину, вспарывал ее судорожными всхлипами, а потом все резко прекратилось.