Поднять на смех!
Шрифт:
Внезапно проснулся ее догадливый ум, и она сказала:
— Много подобных кладов в других местах знают такие же старые, мудрые вороны, как ты. Я так обрадовалась, потому что почин положен. И мы, вороны, становимся образованными. Я горда, что мы с тобой, старина, начинаем большое дело, которое поможет и рассчитаться с людским племенем за все наши невзгоды, и принесет пользу роду вороньему.
— Куда уж нам равняться с человеком. Как бы не порвались наши сухожилия от такой заносчивости.
— Не говори так, старина.
— Одна ты не сможешь откопать. И не старайся. Позови на помощь наших парней, которые, не зная чем заняться, только зря машут крыльями и только носятся друг за другом, — сказал К-хаар, взлетел на вершину дерева и прокричал оттуда: — Парни, летите-ка сюда, помогите своей приятельнице-горожанке.
— Постарайтесь, ребята! — оглядела ворон Хасаастаах. — Тому, кто будет работать хорошо, наша научная организация выдаст награду. Ну, приступайте к делу.
Вороны, поднимая пыль, принялись копать землю. Какой начался тут шум, какое карканье! Крику много, а толку, однако, мало. Растопырив крылья, горе-землекопы мешают друг другу, на них напала одышка, пот прошиб их. Клюют, клюют, а чуть только взъерошили поверхность.
Видя все это, Хасаастаах уже начала подумывать: «Нет, бесполезная затея. Видать, придется обернуться человеком». А старый ворон и говорит:
— Не воронья это работа — копать землю.
И полетел куда-то. Скоро К-хаар вернулся в сопровождении десятка евражек. Они семенили за быстро шагающим вороном, без конца становились столбиком и оглядывались по сторонам.
— Здесь, да? — спросила, торча столбиком, матка евражек, остановившись у исклеванного клочка земли.
— Да, здесь.
«Чычыт-чечет», — пропищали евражки и принялись разрывать землю так, что пыль столбом поднялась. Вороны с карканьем стали кружить над ними. Вот работа так работа.
Хасаастаах от радости даже запрыгала:
— Даах-даах, молодцы! Ой, молодцы!
Евражки-удальцы недолго возились, вскоре показался котелок, сверкнули на солнце золотые монеты. Хасаастаах с криком кинулась к нему.
— О, счастье мое, о моя удача! — из глаз, на удивление воронам, потекли у нее светлые капельки, изо рта вожжой потянулась слюна. Но затем она опомнилась, отскочила в сторону и скомандовала евражкам, которые, оцепенев от удивления, все до единого стояли торчком:
— Еще, еще! Нажмите сильней, ребятки! Нажмите, за мною не пропадет!
Евражки снова принялись рыть, а вороны поднялись над деревьями и подняли невообразимый гвалт: «Кто пропадет?»; «Отчего пропадет?»; «За чем пропадет?»; «За ней пропадет?»
И вдруг в лесу послышались голоса людей. Вороны опустились на землю и притихли, евражки настороженно замерли. А на поляну вышли мальчишки.
— Гляди-ка, во-он там собрались вороны и евражки. Вместе.
— Ага, что-то раскапывают. Ну и дела!
— Айда, посмотрим?
— Айда!
Увидев, что
Хасаастаах опомнилась, лишь очутившись на вершине высокого кедра. Сердце ее билось от страха, крылья дрожали, лапы едва удерживали на ветвях. И только вспомнив о возможности обернуться человеком, она поборола охвативший ее ужас. И даже успокоилась вполне. И услышала, что мальчишки внизу восторженно кричат:
— О-о, да это же клад!
— Золотые монеты!
— А в другом котелке серебряные. Да их тут полным-полно!
Услышав это, успокоившаяся было Хасаастаах снова заволновалась, в глазах у нее потемнело от обиды и злости. С душераздирающим криком бросилась она вниз, села на котелки, которые начали вытаскивать ребятишки из ямы, грозно раскрыла клюв, закричала истошно «Крах! Карах!», взъерошила перья. Мальчишки от неожиданности закричали, кто-то из них с испугу огрел Хасаастаах веткой по спине. Она заорала от боли и взлетела кверху.
— Чудная ворона какая-то, — удивились ребятишки.
Они вытащили котелки и пошли, беседуя меж собой о такой замечательной находке и о том, что с ней делать:
— Отнесем к учителю, он разберется.
— Зачем к учителю? Сдадим в поселковый Совет.
Услышав это, Хасаастаах впала в отчаяние: «О, какое горе! Уже все было в моих руках! Отобрали клад, маленькие негодяи!» И тут она произнесла, слетев на землю:
— Прекратись, волшебство, я — ворона не навек, повернусь, обернусь — снова я человек. — И стала она сама собой. И кинулась к ребятам:
— Отдайте! Отдайте! Это мой клад!
Ребята обернулись и поглядели на нее с невероятным изумлением: из-под земли, что ли, она явилась?
— Не трогайте, отдайте, это мой клад, говорю! — запыхавшись, подбежала она к мальчикам.
Те загородили котелки, один из них вышел вперед:
— Нет, товарищ женщина, это не ваше. Это клад, который спрятал Айгылла бай. — Он — собственность государства. Вот мы и сдадим его в Совет.
— Но клад нашла я! — заорала Хасаастаах.
— И вовсе нет, его евражки выкопали.
— Я заставила их копать. Я! Когда была вороной. — У Хасаастаах даже глаза от злости закатились.
— Когда была вороной, да? — захохотали ребята.: — А ну покаркайте! Кар! Кар! Кар!
— Что бы вы ни говорили, клад мы передадим в Совет, и на этом конец! — сказал тот самый мальчишка, что говорил о сокровищах бая Айгыллы.
Хасаастаах от злости заскрипела зубами, решила было кинуться на ребят, силой вырвать хоть один котелок — с золотом. Но подумала: не отдадут, их много, да и, однако, решительные очень. Вот так ни за что ни про что не только клада лишилась, но даже процентов за находку.