Поднять на смех!
Шрифт:
Как-то раз после урока я случайно услышал разговор двух своих учеников.
— Наш старикан сегодня как с цепи сорвался. Восемь «пар» за диктант влепил.
— А что с него возьмешь? Старость — не радость…
Я понял, что речь шла обо мне, и ужасно расстроился. Неужели я и впрямь стал стариком?
Своими огорчениями я поделился с другом, который работал в редакции литературного журнала.
— Не печалься, старина! — утешил он меня. — Если не хочешь быть старым школьным учителем, переходи работать к нам и будешь молодым журналистом!
Я
— Что пишете? — спросил главный редактор. — Рассказы? Повести?
— Нет. В основном учебные планы…
— Понятно. Значит, очерки.
— Ну, я бы не сказал…
— А переводить когда-нибудь приходилось?
— В общем-то, приходилось, — решил сострить я. — Дело в том, что наш дом стоит рядом с райсобесом, и часто старички и старушки просят меня перевести их через дорогу.
Шутка была по достоинству оценена.
— Да ведь ты — прирожденный юморист, — сказал главный редактор, — а нам как раз нужен заведующий отделом юмора.
Итак, как и предсказывал мой друг, старый школьный учитель превратился в молодого начинающего журналиста. Только вот с юмором была загвоздка. Для меня в то время весь юмор сводился к анекдотам типа «приезжает муж внезапно из командировки…» и так далее…
— Наш журнал не сборник старых анекдотов, — заметил мне главный, когда я предложил для публикации несколько вариаций на тему командированного мужа. — Нам нужен юмор литературный и здоровый!
Легко сказать.
А где взять такой юмор?
Написал я тогда от руки объявление «Прием юмористических рассказов ежедневно с 14 до 16 часов» и повесил его на дверь своего кабинета.
Авторы не заставили себя долго ждать. Никогда не подозревал, что так много людей занимается столь несерьезным делом, как сочинение юмористических рассказов.
Стал я потихоньку предлагать рассказы своих авторов в номер. Но угодить всем членам нашей редколлегии было совсем непросто.
— Эта очень смешной рассказ, его нужно печатать немедленно, — говорил один.
— Рассказ действительно неплохой, но неактуальный, — вмешивался другой. — На мой взгляд, с его публикованием можно повременить.
— Не смешно, старик! — завершал дискуссию главный, и рассказ отправлялся в корзину.
За год мне не удалось напечатать ни одного рассказа. Авторы смертельно обиделись на меня и перестали приходить. Я был в отчаянии и очень жалел, что пошел на поводу у своего друга и ушел из школы. Днем и ночью в ушах звенел голос главного: «Не смешно, старик. Не смешно!»
Как-то вызвали меня на редколлегию.
— Мы тут посоветовались, — осторожно начал главный, — и решили передать отдел юмора другому человеку.
Он замолчал, ожидая реакции. А я не мог скрыть своей радости.
— Спасибо, старики! — сказал я, и облегчение, отразившееся на моем лице, было, как видно, столь явным, что члены редколлегии не выдержали и рассмеялись.
Они хохотали долго, а потом главный сказал:
— Ну, старик, уморил… Наверное,
Теперь мне придется самому писать юмористические рассказы. Сейчас закончу этот рассказ и покажу главному. Уверен, что он ухмыльнется и процедит по привычке: «Ну и что? Не смешно, старик!»
Только на этот раз я не стану с ним спорить. В самом деле, ничего смешного…
КАК КУРИЦА ЛАПОЙ
Эту историю поведал мне мой приятель Ханнес, с которым мы когда-то учились в школе и даже сидели за одной партой.
Ханнес работает в крупном учреждении. С тех пор как в его отдел пришел новый начальник, он твердо решил при первом удобном случае подать заявление об уходе. В самом деле, как можно работать под руководством человека, почерк которого столь неразборчив, что никто не в силах расшифровать его резолюций?
Сдает, к примеру, Ханнес квартальный отчет. Три дня над ним корпит, считая выходные. А начальник возвращает ему отчет с какими-то таинственными иероглифами на полях. Как ни старается Ханнес вместе с сослуживцами прочитать замечания шефа, ничего не получается. А пойти к начальнику и спросить его напрямик, мол, чего это вы там на моем отчете накарябали, Ханнес не решается. Неудобно… Как-то раз переписал он отчет заново, ничего в нем не изменив, и отнес к шефу. А тот взглянул и говорит: «Ну вот! Вы учли мои замечания. Теперь все правильно».
Тогда-то и решил Ханнес уволиться. Одно дело, когда начальник с каллиграфией не в ладах, но если у него и мнение собственное отсутствует, то далеко ли до самодурства?
«Вот дождусь отпуска и напишу заявление, — думал Ханнес. — А пока я отдыхать буду, вопрос сам собой решится». Он уже подыскал себе новое место, где начальником была женщина. А у женщин, как правило, почерк круглый и аккуратный.
В последний перед отпуском день Ханнес пришел на работу пораньше и начал сочинять заявление об уходе. Вдруг открылась дверь, и в комнату вошел начальник. Он остановился у стола Ханнеса и принялся разглядывать черновик заявления: «В связи с тем, что между мной и начальством возникли серьезные разногласия на почве каллиграфии, прошу уволить меня по собственному желанию».
«Ну, — думает Ханнес, — все пропало. Сейчас скандал устроит».
Но начальник, пробежав документ глазами, наклонился к Ханнесу и похлопал его по плечу.
— Бросайте-ка ваши бумаги, коллега, и отправляйтесь в отпуск. Прямо сейчас. Я вас отпускаю. А ваш вопрос мы тут сами решим, пока вы отдыхать будете. Так что ступайте, и приятного вам отдыха!
«Какая чуткость! Какой такт!» — изумлялся Ханнес по дороге домой…
Отпуск пролетел, как один день. Когда через месяц бодрый и загоревший Ханнес пришел на службу, чтобы забрать документы, то он увидел на рабочем столе свое заявление об уходе с резолюцией шефа. Как он ни бился, прочесть каракули начальника не смог.