Поднять Россию с колен! Записки православного миссионера
Шрифт:
— Вы сказали, что России осталось 60 лет существования, если не будет православной экспансии. Я помню, что первый раз лет десять назад я прочитал в одной из Ваших книг о Китае. Что бы сегодня думаете о Китае и его экспансии?
— То же самое — что войны не будет, а китайцы будут просачиваться мелкими группами по сто тысяч человек. Пока нет оснований оптимистически это пересматривать. Основание для оптимизма только одно у меня есть основание, маленькое, но хочется как-то с ним поиграться немножко. Год назад члены архиерейского собора Церкви были в Кремле у Путина, и там читинский архиепископ задал Путину вопрос: что делать с большим количеством китайцев? На что Путин ответил, что вы, собственно, должны работать с ними. И в этом как раз было полное совпадение моих позиций, я писал еще году в 97-м, что необходимо в каждой дальневосточной епархии создавать…
У меня чтением на этой неделе было Собрание постановлений Синода в эпоху императора Павла Петровича, замечательное издание XIX века. Соответственно полное собрание распоряжений по ведомствам православного вероисповедания в царствование Павла Петровича. И вот я прочитал семинаристам одно из постановлений Синода по указу его Величества, типография Почаевской Лавры: Приказать печатать католические богослужебные книги. Все семинаристы возмущаются: что за экуменизм и так далее. Между тем, это и есть пример нормальной имперской логики: если католическое население вошло в состав Российской Империи после раздела Польши, то надо научиться вместе с ними жить. Есть католики, у них есть храмы, так зачем же ждать, пока для них книги напечатают в Вене и где-нибудь между «Отче наш» и «Ave Maria» вставят какой-нибудь антироссийский или антиправославный комментарий, если можно этот же молитвослов напечатать здесь в России под контролем тех же почаевских монахов. Вот это совершенно справедливая имперская мудрость. Или, например, очень интересное решение Синода, но это была статья из трактата между Российской Империей и Речью Посполитой, договора от 1562 года. В своде религиозного мира при движении границ на запад было следующее постановление: в случае если православный и католик вступают в брак, венчание происходит по закону той Церкви, из которой происходит невеста. Если девушка католичка, православный юноша венчается в католическом храме, если православная, то поляк, ее жених, будет венчаться в православном храме. Очень интересно. Но опять же, надо же знать эти имперские прецеденты, чтобы опять не обвинять, что там митрополит такой-то помолился вместе с католиками, «Отче наш» вместе прочли, не обвинять его в модернизме. Это не модернизм, это продолжение имперской традиции, увы, совершенно атрофированной, забытой на приходском и монастырском уровне.
— Вы фактически опередили наш вопрос. Скажите, есть ли у Русской Православной Церкви свои геополитические интересы, можно ли говорить о геополитике Православия?
— Конечно, есть. Но при всех геополитических интересах мне бы хотелось еще немножко попугать наших читателей, возвращаясь к теме демографии и статистики. Вот из тех обстоятельств, что рост населения может быть только за счет православных семей, вывод простой: Россия без Православия жить не может, а вот Православие без России — может, может быть, плохо, но оно будет жить, потому что Православие — вселенская вера. И не будет России, Православие будет, здесь же будет. Возможно, я не буду читать лекции в Московском Государственном, во что превратится в конце XXI века то, что сейчас называется МГУ имени Ломоносова, но мой храм на Красной Пресне останется, и в этом храме я или мой преемник будет спокойно служить и молиться. И ситуация православных в московском халифате конца XXI века будет, как ситуация православных в эпоху Иоанна Дамаскина в арабских халифатах. То есть это и будет торжество этой самой изоляционистской идеи. Тогда уж точно жизнь православных будет тождественна жизни храма, прихода, молитвы, отпевания, венчания, крестин — всё. Никакой тебе социальной работы, никакого активного миссионерства. Такая перспектива. Так что надо выбирать. Если вас такая картинка устраивает — пожалуйста. А я еще слишком имперский человек, я считаю, что на Церкви лежит много обязанностей, помимо пределов Церкви и алтаря.
Может ли православие объединить всех россиян?
— Отец
— Свобода совести — это дар человеку от Бога. Это свобода жить по своим убеждениям, защищать их и вести полемику. Сейчас проблема нашего общества в том, что ущемляется право человека вести полемику. Насаждаются идеалы политкорректности и толерантности, и при этом налагается запрет на личную полемику людей разных мировоззрений и вер. Я считаю, что полемика людей разных вер — это допустимо, если никто из спорящих сторон не зовет на помощь полицию и государство. Т. е. я разрешаю себе критиковать другую веру и верующих именно потому, что признаю за ними право критиковать мою веру и меня. И я не зову в арбитры свое государство.
— Значит, наличие многих вер и при этом одного Бога — это нормально?
— Это не нормально с религиозной точки зрения, но опять же — религиозная философия и конституция не одно и то же, и они совсем не обязаны совпадать. Именно христианство в первые века нашей эры кровью своих мучеников добилась того, что вера — личное дело каждого человека, а не государства.
— А может ли православие объединить всех россиян и стать всеобщей национальной идеей?
— Не думаю. Нас должна объединять не культура и ее изучение, а сама жизнь. Для того чтобы вера объединяла, люди должны пламенеть ею. А для этого нужно иметь свободный жизненный выбор. Т. е., если не будет свободы совести и выбора, православие никогда не станет национальной идеей россиян.
— Зато как только в обществе происходит какой-нибудь катаклизм, как грибы после дождя вырастают новые секты с обещаниями всех спасти… Как к ним относиться?
— Веры у них сомнительные, но я не уверен, что здесь нужны государственные репрессии, — нужна система информирования. Мне кажется, что в школах должен быть курс «Техника религиозной безопасности». Но безопасности не с точки зрения христианства или ислама, а с точки зрения культуры и интересов общества и прав человека. О существовании тоталитарных сект, которые покушаются на свободу человека, можно предупреждать подростков.
— Многие не хотят ходить в церковь, а считают, что молитва про себя — это достаточно. Правильно ли они поступают?
— Правильно в этом то, что молиться можно не только в церкви, но и дома, в лесу, в метро, в автобусе, в магазине. А неправильно в этом то, что такой человек ничего не понимает в христианстве. Ведь смысл христианства не в том, чтобы что-то сделать для Бога, а, наоборот, от Бога что-то получить в свою жизнь. Молитва — это личностный поступок для Бога, а таинство церковное — это то, что Бог дает.
— Большинство людей не верят в Бога. Как вы думаете, почему?
— А мне кажется, что большинство людей сегодня все же признают существование Бога, а атеистов очень мало осталось. Но религиозность сегодня чрезвычайно примитивна. Например, служители музея минералов обкладывают себя различными книгами по магии: «Магия камней», «Камни и знаки Зодиака» и т. д. Это и есть «попса» — самая распространенная форма религиозного сознания, примитивное колдовское язычество и простое бескультурье и безмыслие. Атеистов очень мало, христиан не так уж много, а больше всего «всеверов» и «универов» — это самая массовая форма сознания.
— А крематорий — это, по мнению православной церкви, нормально?
— Мы не в восторге от существования крематориев, и в нашем понимании неугасимый огнь — огненная бездна, что понятно любому христианину. Когда останки близкого человека уезжают в огненную бездну, становится не по себе. С обычным погребением вся символика понятна: зернышко бросается в землю в ожидание новой весны. Церковь не считает, что кремирование нарушает связь человека с Богом. Дело здесь в другом: оно умножает боль людей, утративших близкого. Да и сравните чувства человека, который может прийти на зеленеющую могилку близкого, с чувствами того, кто тоит перед стеной колумбария.
— Меня, например, воротит от мысли, что я когда-нибудь потом буду гнить в земле…
— Не знаю. Меня, например, воротит от мысли, что я буду гореть в огне. Это дело выбора человека, и мы против того, чтобы крематорий навязывали людям: места на кладбище нет, и всех — в печку. Против такой обязаловки мы всегда будем выступать. Опять же это — право человека выбрать, в каком обряде ты хочешь быть похоронен.
— Но если обычный обряд похорон — зернышко в земле до будущей весны, то это получается реинкарнация?