Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне
Шрифт:
Руффин на передовой батарее. Единственный штатский среди офицеров и солдат. Опять, как полтора года назад у эшафота.
— Ну что ж, джентльмены, как говорил Цезарь, жребий брошен. Приказ правительства конфедерации однозначен, срок ультиматума истекает через пять минут. Придется ядрами напомнить господам янки, кто здесь хозяин.
— Мистер Руффин, вы наш гость, сэр, наш друг и просветитель. Позвольте вам предложить честь сделать первый сигнальный выстрел.
— Благодарю, полковник, очень польщен, горжусь.
— Эй, парень, подай фитиль
Грохот. Рывок пламени. Бело-серые клубы дыма. Чад. Черная тяжелая пушка подпрыгнула, рванулась назад, скрежетнув колесами. Справа и слева грохот. Короткие молнии…
— Поздравляю вас, джентльмены, с началом кампании. Теперь наступит конец власти северян. Поздравляю вас, мистер Руффин, вы сделали первый выстрел.
— Благодарю вас, сэр. Но это, пожалуй, не первый выстрел. Война началась еще в Харперс-Ферри. И первым стрелял Джон Браун.
Пять дней спустя, семнадцатого апреля 1861 года, вдоль булыжной мостовой Бродвея, выбитой копытами и колесами, маршировал большой отряд. Новенькие, еще не измятые синие куртки, еще не истоптанные сапоги, не потускневшие глянцевые ремни. Новенькие блестящие ружья… Впереди барабанщики, стучат размеренно, отбивая ритм песни. Высокий, почти мальчишеский голос завел протяжно, как псалом:
Прах Джона Брауна Покоится в земле…Вся колонна загудела торжественно, однако не ускоряя напев, в лад барабанам, в лад шагу:
Дух Джона Брауна Шагает по земле.— Откуда вы, парни, чей отряд?
Офицер, шагавший сбоку и подтягивавший вполголоса мотив, сбиваясь в словах, ответил горделиво:
— Второй батальон Массачусетского полка Флетчера-Вебстера.
— Лихие парни…
— Хорошо поют…
— Эй, массачусетцы, старина Эйб в Белом доме ждет не дождется, когда вы придете Вашингтон защищать, а вы тут псалмы распеваете.
— Какие же это псалмы? Это новая песня. Про старика Брауна поют.
— Да, Браун, вот кто был бы нужен теперь. Он умел колотить южан. За ним черные пошли бы сотнями тысяч.
— Побойтесь бога, мистер. Что вы говорите? Восстание негров? Да ведь это гибель для всех американцев. Вот из-за таких безумных аболиционистов и началась братоубийственная война. Скорее бы кончилось. Хорошо, что старого головореза Брауна вовремя повесили.
— Оторвать бы вашу дурацкую голову!
— Капитан Браун — великий воин Америки. Правильно поют массачусетцы: «Дух Джона Брауна шагает по земле…»
Вашингтонская газета «Индепендент»,9 августа 1861 года:
«Кто мог представить себе полтора года тому назад, что тысячи человек пойдут по улицам Нью-Йорка и
Джордж Стирнсписал жене из Луисвилля: «Делегация миссурийцев поет в вагонах песню о Джоне Брауне».
Хиггинсонрассказывал: «Я никогда не испытывал ничего подобного. В этом есть какая-то потрясающая народная справедливость, что ЕГО имя стало гимном войны».
Сентябрьский вечер шестьдесят второго года. Над Харперс-Ферри черными клочковатыми столбами дым пожаров. По опустевшим улицам идут солдаты в синих мундирах. Идут усталые победители, идут вразброд, не торопясь.
Войска северян вступают в город. Обгоняя пеших, рысят офицеры, катят фургоны обозов. Грузные кони тянут пушки. У пожарного сарая толпа синих мундиров. Во дворе арсенала телеги, оседланные лошади. Молодые офицеры переговариваются:
— Неужели квартирьеры не нашли для штаба лучшего места?
— Командир полка велел расположиться только здесь.
— Вот он и сам идет, можешь спросить у него.
— Вам не нравится помещение, джентльмены? Не слишком удобно? Потерпите, здесь мы ненадолго задержимся. Но зато наш славный двадцать восьмой полк отвоевал у мятежников святое место. В этом каменном мешке три года тому назад сражался Джон Браун. Их было двадцать два бойца — двадцать два против всего Юга, против двух веков рабства. Чтобы осилить горсточку героев, понадобились тысячи ополченцев, федеральные войска, батальоны морской пехоты. Сам полковник Роберт Ли командовал наступлением.
— Это нынешний генерал конфедератов?
— Да, он самый. Тогда и он, и все, кто с ним, были уверены, что, осилив старика Брауна, они осилили и его дело. А потом, второго декабря, мы с его вдовой здесь же ждали, когда привезут из Чарлстона тело казненного… Запомните это место, парни! Здесь Джон Браун начал войну, которую мы с вами должны закончить победой.
— Правильно, майор…
— Слушайте, слушайте…
— Мы еще притащим сюда генерала Ли, заставим и его поклониться этой земле.
Второго декабря сенатор штата Иллинойс Авраам Линкольн, кандидат в президенты, заявил: «Старого Джона Брауна казнили за государственную измену, Мы не можем протестовать против казни, хотя он, как и мы, считал, что рабство несправедливо. Но это обстоятельство не может оправдать насилие, кровопролитие и измену. Нет никаких оснований считать его правым…»
Священник Фейлс Ньюхоллиз Роксбери говорил с амвона, что отныне слово «измена» стало святым в американском словаре; священник Эдвин Уилокиз Бостона благословил «святую и блистательную измену Джона Брауна».