Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне
Шрифт:
— Так это правда, лейтенант, у нас будет негритянский полк?
— Да, сегодня они присягают знамени Штатов.
— А кто ими командует? Офицеры у них тоже черные?
— Есть несколько младших офицеров негров, много сержантов и капралов. Но большинство офицеров — белые. Командир полка Томас Вентворт Хиггинсон — настоящий джентльмен, коренной американец, священник, ученый и давний противник рабства. Он был другом старого капитана Брауна.
— Скажи честно, сержант, ты согласился бы командовать взводом черномазых?
— Почему
— Спасибо, сержант, вот теперь я понимаю, почему южане называют нас негролюбами. Я-то никогда не имел дела с неграми. Только видел. А вы, лейтенант, кажется, тоже аболиционист, сэр?
— Нет, но я не сторонник рабства. Впрочем, это не наше дело, парни. Мы все американские солдаты и должны выполнять приказы. Южные рабовладельцы начали братоубийственную войну. Президент Линкольн хотел единства страны, хотел мира, порядка, справедливости… Мы были вынуждены воевать против рабовладельцев, и естественно, что рабы становятся нашими союзниками.
— Когда англичане воевали с нами, они вооружали краснокожих, а мы вооружаем черномазых. Только не захочется ли им наших скальпов, мы ведь тоже белые…
— Слушай ты, бродвейский франт, если ты не перестанешь долбить «черномазые», я заткну тебе глотку твоими же зубами.
— Тише, ребята, вы не в трактире. Вы забываете, что вы солдаты, здесь лейтенант. Таскаешь в ранце Евангелие, а ругаешься и клянешься, как пьяный матрос. А ты не задирай его, а то сядете на гауптвахту на шесть суток на хлеб и воду. В армии должен быть порядок. Никакой политики, Понятно?
— Так точно, сэр! Ясно.
Барабаны четко, дробно. Барабаны громче, громче. Флейты, флейты, птичьим свистом, визгом кверху, в небо.
По широкой улице, исполосованной утренними длинными тенями деревьев, вдоль густых кустов движется синяя колонна.
Впереди флаг. Сине-белозвездный, красно-белые полосы.
На рыжем копе долговязый полковник. Золоченые пуговицы на синем мундире. Золоченые позументы на каскетке.
За ним в таких же синих мундирах черные барабанщики. Грохочут, грохочут: ать-два, раз-два, раз-два-три. Черные флейтисты высвистывают все пронзительнее.
И за ними хвостом огромного дикобраза штыки. Над синими каскетками, над темными лицами с белыми зрачками и толстыми лиловыми ртами. Ряд за рядом — раз-два-три, раз-два-три. Между колоннами — светлые лица офицеров редкими фасолинами в темной чечевице.
У обочины жмутся прохожие. Их немного. Раннее утро.
Белые одетые получше — опрятные мужчины в сюртуках, женщины в нарядных платьях — глядят молча, цепенея от ужаса, подавленные злобой. Белые победнее, в мятых шляпах и куртках с бахромой, угрюмо сплевывают табачную жвачку, ругаются вполголоса. Женщины испуганно, всполошенно перешептываются, убегают в боковые улицы, отбежав подальше, кричат:
— Спасайтесь, идут черные янки!
Негры-слуги, выбежавшие из подворотен, спешащие на рынок возчики, носильщики останавливаются, глядят неотрывно. Негритянки-служанки
Полковник отвернул коня. Пропускает взвод за взводом. Рядом на пританцовывающем вороном — адъютант, молодой, улыбающийся.
— А ведь хорошо маршируют наши черные мальчики, сэр.
— Хорошо. Вот увидите, они и драться хорошо будут.
— Поглядите на жителей, сэр. Сплошная паника. Если их серые вояки так же испугаются, мы через месяц покончим со всей конфедерацией.
— Не спешите, мой друг. Предстоят еще трудные бои. Но это уже начало победы.
— Истинно так, сэр. Я счастлив, что сейчас с вами, здесь. В колледже я сдавал экзамен — апрель 1776 года, битва при Лексингтоне, заря американской свободы… А наши внуки и правнуки будут учить — июль 1862 года, первый негритянский полк, заря победы над рабством. Начало настоящей американской свободы…
— Может быть, и так, мой друг. Старик Браун мечтал об этом… Он первый из нас поднял меч… Если бы он только мог видеть это.
(«…Придут, должны прийти пятьсот черных воинов. Хотя бы — двести…»)
Барабаны в новом такте глуше, мягче. Флейты, флейты новым высвистом. Впереди молодой голос высоко, молитвенно и протяжно:
Прах Джона Брауна Покоится в земле…Ряд за рядом подхватили в лад барабаны, рокоча угрожающе, призывно:
Дух Джона Брауна Шагает по земле…Воздействие слов и поступков Джона Брауна сравнивали с метеором, с разорвавшейся бомбой. Но эта бомба обладала и долговременным воздействием — многие его современники пробуждались годы спустя, уже после Гражданской войны.
Бостонский врач, аболиционист Баудич,посетивший в 1865 году могилу Брауна, писал:
«Я раньше считал его намерения безумными и неверными, но в свете последующих событий мне стало ясно: это мои взгляды были безумны, ведь именно его дух вел нас в Гражданской войне, его «дух шагает по земле», даже его враги и тогда, когда отнимали его жизнь, были вынуждены восхищаться им».
Тейлюриз штата Южная Каролина был в Харперс-Ферри от «Балтимор пресс». Он писал Джону Брауну-младшему в 1879 году:
«Во время нападения я был глубоко заражен политическими предрассудками моего штата, однако торжественное спокойствие, неколебимое мужество и приверженность долгу, проявленные в то время Вашим отцом и его сподвижниками, произвели на меня глубокое впечатление. Нельзя не испытывать уважения к людям, которые отдают жизни во имя своих убеждений…»
Тейлор сражался на стороне Юга.
«Однако теперь я должен твердо сказать: я верю, что война была ниспослана богом для уничтожения рабства; и Ваш отец был избран для начала этого великого дела».