Подонок в моей постели. Книга 2
Шрифт:
Очередная девушка в море тел, которые сделали бы что угодно, чтобы быть с ним. Я должна чувствовать себя благодарной, что у меня получилось прикоснуться к звезде.
Вместо этого я чувствую себя обгоревшей. Сожжённой и жаждущей большего.
Никакие разговоры в обнимку с подушкой не исправят того, что произошло. Мы так и не сможем быть вместе. В конце дня я точно буду находиться там, где должна. Там, за что упорно боролась. Никакой горячий, татуированный рокер не изменит этого. Неважно, как сильно я хочу его. Это навсегда останется лишь романом.
Группа
— Вот немного из того, что никто прежде не слышал, из нашего нового альбома, — Дилан ждёт, пока толпа возликует, и я неспособна издать ни звука. — Это выпустят в следующем месяце.
Пол обнимает меня.
Я собираюсь избавиться от него и объяснить, что это не свидание, когда Дилан произносит в микрофон.
— Эта песня называется «Наклон».
Громкость минорных аккордов и напряжение заполняют мою грудь недоверием. Шквал воспоминаний о нашем свидании в «Наклоне» сокрушает меня. Конечно, песня не о нём. Не обо мне же?
«Стекло над нами, стекло внизу.
Я хотел с тобой прорваться.
Упасть вниз, подняться в гору,
Ты знала, как мне улыбаться,
И доверять. Я мог быть самим собой.
Но ты не позволила бы мне украсть себя».
Его взгляд встречается с моим, и нет никакого сомнения, что он видит меня и, блядь, я умираю. Дилан улыбается, обнажая зубы, и проходится ладонью по волосам. Разочарование, которое он источает, отражено в словах песни. Он рычит.
«Чего будет достаточно? Деньги — не богатство.
Я надеюсь, что развратил тебя так,
Как ты испортила меня».
Конечно, это мое воображение. Этого не может быть. Не может быть, чтобы он видел меня, пока софиты светят ему в глаза, но он смотрит прямо на меня, и мне хочется, чтобы это было правдой. Он мог спуститься вниз — толпа бы расступилась перед ним — и взять меня за руку.
Или он мог махнуть рукой, и я бы взбежала к нему. Зашла бы на сцену, и он бы исполнил мне серенаду, пока любая женщина в толпе умирала бы в муках ревности. Тогда он забрал бы меня с собой после шоу. Мы пошли бы в его гостиничный номер и…
Горячее дыхание коснулось внутренней части моего бедра, когда он забросил одну из моих ног через плечо и стащил с меня трусики.
— Ты убиваешь меня этим маленьким свитером, практичной обувью и насквозь промокшей киской. Такое противоречие. — Мучительно мягким прикосновением он погладил мои складки. — Но ты испытываешь моё терпение, Рэйчел. — Его язык
Дилан медленно спускается со сцены, его рука протянута к кому-то на балконе, он напевает ей о том, как его сердце разбито. Часть меня рушится внутри, несмотря на мои теперь уже влажные трусики. Это его работа — заставлять всех чувствовать, словно он поёт непосредственно для них. Это — игра, не действительность. Он не пел мне, не собирался забирать меня подальше отсюда. Я не особенная.
И никогда не была.
Остальная часть песен для меня окрашивается печалью и проходит слишком быстро. Это действительно прощание для нас. Возможно, глупая небольшая часть меня пришла сюда для непонятной проверки. Я делаю глубокий очищающий вдох и выдыхаю последние сожаления. Знать лучше, чем мечтать. Мечты обычно полны лжи.
Всё же музыка остаётся такой же красивой. По крайней мере, у меня будет другого рода музыка, которую я смогу лелеять. Или могла бы, если бы не этот горький привкус у меня во рту и странное чувство пустоты, заполняющее грудь при мысли, что я больше никогда не увижу Дилана снова.
— Спасибо, Бостон! Вы были удивительны! — Дилан даёт знак, и группа уходит. Не будет никаких выходов на бис. «Падшие ангелы» не выходят на бис. Они оставляют всё на сцене, и никто не возвращается, когда прекращается музыка.
Мысль о том, что это — прекрасная метафора для нас, не покидает меня.
Однако мы хлопаем и выражаем свою признательность, пока руки не начинают болеть, а в ушах не появляется звон.
Пол широко ухмыляется.
— Это было потрясающе!
Я больше прочитала по губам, нежели услышала его, но киваю и усмехаюсь, потому что это действительно было нечто удивительное. Легче согласиться, чем объяснять, что мне грустно от того, что солист известной группы не пел непосредственно для меня. Не утверждал, что чувства не ушли. Не забирал бессонные ночи и не отвлекал во время дня.
Я ошиблась и просто хочу пойти домой, переодеться в сухие трусики и провалиться в сон без сновидений.
— Я могу подвезти тебя домой? — Пол наклоняется ближе, чем необходимо. В его одеколоне чувствуется запах чего-то искусственного, что должно быть свежим. Зелёный чай, чистая одежда или что-то, что должно быть приятно, но я чрезмерно возбуждена прямо сейчас и мне нужно на свежий воздух.
Лучше бы взять такси, но с учётом, сколько сейчас народу отсюда уезжает, я, вероятно, не найду ни одной машины в течение часа, если мне вообще удастся уехать отсюда, поэтому киваю.
— Я забегу в уборную перед тем, как мы отправимся домой, — мне не нужно в туалет, но не помешает минутка, чтобы осмыслить произошедшее. Потерю. Я не понимала, что носила траур, потому что только сейчас осознала, что это конец.
— Хорошо. Я пойду с тобой, чтобы мы не потерялись.
— Звучит неплохо.
Мы поворачиваем и идём вниз по проходу в тишине. Я не знаю, что происходит в голове Пола, но я слишком истощена, чтобы вести светскую беседу.
— Третий ряд?
— Да. А что?