Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
На нее тоже злюсь. Ну, реально — как можно быть такой дурой? Как можно три года таскаться с этим ее гопом? А теперь еще и вестись на Арсения? Принимать его подкаты? Позволять себя трогать? Он же старый для нее! Сколько ему? Тридцатка? Ну, даже если и чуть меньше. Для нее-то он — старпер. У меня просто мозг от всего этого взрывается. Просто непрошибаемая дура.
Смотрю на часы — она, наверное, как раз в аэропорту сидит в эту минуту, ждет посадку. Вылет у них почти через час. Через три — будут уже тут.
Интересно, куда ее заселят? Может, в лобби поторчать, он круглосуточный.
Да ну,
А просыпаюсь внезапно. От какого-то нудного гула. Причем просыпаюсь, сидя в кресле, одну ногу задрав, вторую — заложив под себя. Даже не знаю, в какой момент меня вырубило. Но эта ночь меня измучила.
Встаю, разминаю затекшие конечности. Та нога, на которой сидел, вообще как протез. Не гнется, не ощущается никак. Хромая, тащусь в душ. А когда выхожу, слышу — надрывается телефон.
Вот этот гул меня и разбудил. Смотрю — куча пропущенных. От Арсения, в основном, ну и от отца тоже. От Гордеевой — ничего. Ну да, мы же теперь не общаемся.
Арсению я все же отвечаю. Правда не сразу. Принимаю его очередной звонок, пока иду вниз, в ресторан. Кофе хочу, а то голова ватная. Спускаюсь по лестнице, хоть какая-то зарядка. Да и лифта тут утром не дождешься.
Арсений орет так, что чуть барабанная перепонка не лопается:
— Смолин! Ты где, черт возьми?! Тебе было сказано в восемь тридцать быть как штык в холле! Мы тут все одного тебя ждем! Уже без двадцати девять! Автобус простаивает, там из других школ, из других городов люди… Совесть у тебя есть?
— Ну так езжайте! Не надо меня ждать. Сам доберусь.
— Что, значит, сам?! Сейчас же спускайся! Я за тебя отвечаю.
— Я уже давно сам за себя отвечаю. Всё. Сказал, один доеду. Без вас, — вру ему, чтобы только отвязался.
— На чем ты доедешь?
— На такси.
Злобно фыркнув, он сбрасывает звонок.
Я спускаюсь еще на один этаж и подхожу к окну на лестничной площадке. Там внизу у самого крыльца стоит белый автобус, наверное, их. Точно — их. Через несколько секунд выходит Гордеева.
Сверху она — совсем крохотная, но я узнаю ее безошибочно. Смотрю на нее, как в последний раз, застыв неподвижно. Только сердце дергается.
Следом за ней выбегает Арсений. Оба идут к автобусу. И тут он опять ее приобнимает за талию. Типа помогает подняться. Типа она сама не сумеет.
Урод…
Когда-нибудь я все-таки тебе втащу…
57. Женя
Во вторник с утра по привычке иду в комнату отдыха. Опять беру книжку «О, бой», но замечаю, что перечитываю раз за разом один и тот же абзац и не улавливаю, о чем он. Больше думаю о Смолине, чем читаю. Здесь же мы вчера… ну, можно сказать, обнимались. Точнее, так это выглядело со стороны, а на самом деле — он меня просто поймал.
Хотя… будем честны, не просто. Что-то между нами в этот момент было. И не первый раз…
Но беспокоит меня не только это. Я так вчера на него накричала. Это было грубо и несправедливо.
Да, эта ненормальная Яна набросилась на меня из-за него, но он же ни при чем. Как и я была
Стыдно, конечно, теперь. Не люблю себя такой. Надо обязательно поговорить с ним, извиниться…
А еще ловлю себя на мысли, что очень не хочу, чтобы он обо мне плохо думал. Что скрывать, мне было приятно оттого, что я ему нравлюсь.
Ближе к восьми откладываю книгу, так и не продвинувшись ни на одну страницу. Подхожу к окну — отсюда как раз стоянка как на ладони.
Одна за другой подъезжают машины преподавателей и учеников, но красного Порше нет.
Черт, что я делаю? Караулю Смолина у окна, как робкая поклонница. Мало того, я еще и, к собственному удивлению, испытываю… даже не знаю, досаду ли, разочарование, а то и легкое расстройство.
Поздравляю, докатилась ты, Гордеева, хмыкнув, говорю сама себе. А Смолин, наверное, просто опаздывает.
Возвращаю книгу на полку и иду в аудиторию — скоро звонок.
Однако Смолин не приходит ни на первый урок, ни на второй, ни на третий. И я сама не понимаю, почему мне это не дает покоя. Не то чтобы всерьез тревожит, скорее, доставляет какой-то внутренний дискомфорт. Ну и вообще — без Смолина в классе как-то пусто. И не спросишь ни у кого, где он. Никто мне и не ответит. Я знаю его номер, мы обменялись на днях, но писать ему первой… нет, это как-то не гордо.
И только после занятий Арсений Сергеевич сообщает мне, что Смолин улетел в Новосибирск сегодня ночью, потому и не пришел.
До трех математик гоняет меня по функциям и логарифмам. Но в итоге остается очень довольный. Даже предлагает довезти до дома. Я охотно соглашаюсь. Потому что устала.
Арсений Сергеевич — сама галантность. И дверь мне открывает, и руку подает. Правда всю дорогу потом полощет Смолина.
— Не понимаю, зачем он едет. В сентябре он прямым текстом послал меня. Да. Так и сказал, что ему нафиг не нужна моя математика. Скучно ему стало, видите ли. Надоело. Мне было, конечно, обидно. Я столько времени на него потратил. Столько усилий… И ради чего? Всё впустую. Ну ладно, не хочешь, думаю, и не надо. А тут вдруг что ему в голову ударило? Навязался… поеду и всё тут… — бурчит сердито Арсений Сергеевич. — И ведь он объективно хуже тебя… Нет, я не спорю, у него способности хорошие, но одних способностей мало. Когда он работал — он мог. Но сейчас запустил, у него столько пробелов… Что ему эта олимпиада? Опозорится сам и меня опозорит.
— А вас почему?
— Ну как? Плохо научил, значит. А это тоже важно. Я вот хочу подать потом на учителя года… Это же всё учитывается. И Ян Романович вечно на его стороне. Из-за отца, конечно. Кстати, Жень, ты в курсе, что за победу автоматом зачисляют на бюджет физмата? В любой государственный вуз на выбор. Так что у тебя тоже вон какая мотивация. Но я в тебе уверен, ты сможешь… А вот Смолин… Ай да ну его! Всегда был не подарок, а сейчас и вовсе несносный стал. Грубит еще… А директор твердит, чтобы я искал к нему подход. А я что, нянька? О, всё хотел спросить, он тебя больше не обижает?
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
