Подпольный Алхимик 2
Шрифт:
— Граф, — Нильсон пристально взглянул на меня, — подумайте сами: что может быть нужно мне от вас? Деньги? У меня их больше, чем у вас. Власть? Вы ею не обладаете. Услуга? Любую услугу я могу получить без вашей помощи. Вы совершенно бесполезны для меня, Аксель Ульберг. Я желаю лишь одного — втоптать вас в грязь и уничтожить.
— Так давайте. — Я сделал шаг к нему. — Убейте меня, уничтожьте, но отпустите мою жену, ведь она не причастна к нашей с вами вражде. Ненависть между вами и мной — лишь наше дело.
— Вы не правы, граф. Ненависть — это яд, который растекается по всему, что
— Вы так спокойно и без охраны беседуете со мной? Вдруг я убью вас прямо сейчас? Вы ведь сказали, что не отпустите мою жену, какой мне резон тогда сдерживать себя?
— Вы умны, Аксель, и понимаете, что я ничего не делаю просто так. Вы правы, я не верну вам графиню Берг. У нее за спиной больше не стоит ее влиятельный отец. Никто, кроме вас, не попытается прийти к ней на выручку. Но вы связаны по руками и ногам. Потому что если вы дернетесь — я убью не только вашу жену, но и вашего ребенка, которого графиня носит во чреве.
— Но вы и так убьете его, убив Эйву, — возразил я, содрогаясь при мысли, что Нильсон знает о том, что мы с Эйвой стали еще более уязвимыми, когда она забеременела.
— О, нет, Аксель, я не планировал убивать вашего сына.
— Сына?
— Мои медики обследовали вашу жену: она вынашивает мальчика.
Я закрыл глаза на несколько секунд и попытался выровнять участившееся дыхание.
— И этот мальчик станет заменой моему сыну, которого вы, граф Ульберг, убили.
Я, холодея от ужаса, открыл глаза и неверяще уставился на Нильсона.
— Вы не ослышались, Аксель. Я заберу вашего ребенка. Я дам ему свою фамилию. И воспитаю его, как истинного Нильсона. — Граф осклабился в довольной ухмылке.
— Почему бы вам просто не запытать меня до смерти? — тихо спросил я. — Вы победили, я проиграл. Разве этого не достаточно?
— О, да, граф — это поражение, полагаю, самое грандиозное в вашей жизни. Но мне неинтересно ни пытать вас, ни тем более сразу убивать. Вы стойки к физическим мучениям — я не сомневаюсь в этом ни на секунду. Куда изощреннее будет месть другого рода. Знать, что ваша жена мертва, а сын растет у меня, и когда-нибудь станет таким, как я — это знание выжжет вашу душу дотла.
Домой я доехал со смутным осознанием того, что если мой план рухнет, рухнет и вся моя жизнь вместе с ним.
В особняке я набрал номер графа Исольва Близзарда.
— Рад вас слышать, Аксель! Как проходит беременность Эйвы? — спросил граф.
— Мне нужна ваша помощь, Исольв.
— Что-то случилось?
— Я на грани того, чтобы потерять семью.
— Чем мне помочь? — спросил Близзард без лишних слов.
— Найдите мне тех, кто способен быстро и без особых проблем похитить хорошо охраняемую особу. Графиню, если быть точнее.
— Вы хотите… — в голосе послышалось беспокойство.
— Ключ к спасению моей семьи — Кая Нильсон, — перебил я его. — Вы мне поможете?
— Помогу, Аксель. Викар Нильсон не должен выиграть.
Кая Нильсон стояла передо мной спустя два дня. В длинном облегающем платье, с накрашенными хитрыми глазами и презрительной улыбкой на губах.
— Будешь пытать
— Я тебя и пальцем не трону, — отозвался я, кривясь от досады, что приходится иметь дело с этой стервой. — Ты ведь понимаешь, почему сейчас стоишь тут?
— Хочешь обменять меня на свою драгоценную женушку, — утвердительно сказала девица.
— Звони отцу и отдай мне телефон, — велел я.
Кая сделала, что сказано. Я приложил отданную мне трубку к уху.
— Да, Кая, говори, — ответил он, наконец.
— Боюсь, с Каей вы сможете говорить лишь после того, как отпустите мою жену, — отозвался я.
— Граф Ульберг, это вы. — Казалось, Нильсон не сильно удивился. — Я предполагал, что вы без боя не сдадитесь.
— Когда будем совершать обмен? — спросил я.
— Никогда.
— Как это понимать?
— Обмена не будет.
— Но тогда я убью вашу дочь.
— Убивайте, — спокойно ответил Нильсон.
Я взглянул на Каю (разговор шел по громкой связи) и увидел, как побелело ее лицо.
— Но она ваша дочь.
— Ах, граф, этим мы всегда отличались. Для меня любая привязанность — уязвимость. У вас было много привязанностей, оттого вы так уязвимы. Но не я. У вас нет ничего против меня.
В трубке послышались гудки.
Я не сразу опустил руку с телефоном. Потрясение было так сильно, что я не верил услышанному.
— Ты побледнел, Акс, — усмехнулась Кая.
Меня всего трясло внутри от ужаса осознания — скоро все закончится. Я потеряю мою Эйву и нашего ребенка.
— Твой отец психопат, — обратился я к Кае, когда, наконец, смог говорить. — Но мне казалось, он горевал, когда я убил на дуэли Кеннета.
— Он не горевал, — возразила графиня, к которой уже вернулся нормальный цвет лица, хотя я видел, как у нее подрагивали руки. — Он был разъярен тем, что ты его прилюдно опозорил. Но вообще-то я с ним согласна. Отчасти. Привязанности делают нас уязвимыми.
— Не удивлен, что ты такая же психопатка, как и твой отец.
— Мне было девять, когда я стала свидетелем одной сцены. Всегда отличавшаяся любопытством, я прокралась к двери родительской спальни. Отец неистово трахал женщину, и эта женщина не была моей матерью. А моя мать в это время прислуживала им. Ты не ослышался. Прямо в то время, когда папа и та женщина стонали, прижимаясь друг к другу, мама наливала им шампанское в бокалы, и аккуратно раскладывала на стуле разбросанное по полу нижнее белье. Я росла вместе с Алиной, которую ты знал, как Илву. Точнее, не то, чтобы росла, но часто видела ее, играла с ней, и мы обожали друг друга. Так вот, я не могла понять, почему мама ненавидит Алину. А в ту ночь поняла. Мать Алины извивалась под папиной тушей, моя мама прислуживала им. Позврослев, я узнала от мамы много интересного. Она посмела возразить отцу, ослушаться его, перечить ему. Она узнала о его измене и закатила сцену. Он ей ничего не ответил. Но ночью привел в их спальню мать Алины и заставил маму смотреть, как они трахаются, и прислуживать им. О, поверь, Аксель, мама очень быстро поняла, что лучше ей слушаться мужа. Я часто видела на ее запястьях синяки. А иногда и на шее. Она выбирала такую одежду, которая закрывала эти синяки.