Подселенец
Шрифт:
Окружившие Угулая духи хотели только крови и смерти. Неизвестно, из какого мира они пришли, но они настолько же были чужды Угулаю, насколько простой таёжный житель может быть чуждым в мире танков, аэропланов и телеграфа. Ненависть и злость — вот что было главным в этих духах. И сила. Они были сильнее всех, с кем Угулаю приходилось сталкиваться до этого.
Сначала он ещё сопротивлялся. Закрывал сознание, призывал хранителей рода, но… Хранители не отвечали: эта земля полностью принадлежала Чужим. Наконец, Угулай понял, что эта битва
Сначала наступила тьма, как и должно было быть. Но потом эту тьму взорвало яростное вторжение чего-то очень сильного, чёрного и чуждого всему живому. Племенной шаман Угулай перестал существовать. Его место заняла совсем другая сущность.
Голова, как это всегда бывает в подобных случаях, раскалывалась. Тихонько матерясь про себя, Глодов попытался раскрыть глаза. С левым этот фокус не прошёл: веко налилось свинцовой тяжестью, пудов этак в десять, и подниматься не желало. Но пульсирующая боль радостно сообщала, что глаз на месте, не выбит, и через пару дней должен прийти в норму. Что ж, это мы уже проходили, мало ли били Глодова раньше?
Правый глаз открылся легко, но сразу снова захлопнулся от болезненно яркого света. Через секунду Глодов сообразил, что свет исходит от походного костра и, чуть повернув со стоном голову, открыл глаз снова.
Представшая перед мутным взором картина не радовала. Прямо напротив него сидел, как будто сошедший с плакатов "Окон РОСТА" офицер-беляк. В чёрном каппелевском мундире, аккуратно причёсанный, с тонкой щёточкой усиков над верхней губой. Только монокля не хватает. Офицер задумчиво жевал какую-то пожелтевшую травинку, нехорошо поглядывая на Глодова.
"Грай", — сразу понял Глодов. Словесное описание главаря бандитов у чекистов имелось. Как и старая фотокарточка, переснятая в своё время из журнала "Нива" за шестнадцатый год. Правда, на ней Граевский был помоложе и выглядел куда более браво.
Рядом с ним расположился звероподобный татарин, мощную фигуру которого и покатые плечи Глодов без труда узнал. Именно этот бандит, появившись, как из-под земли, и вырубил Глодова прикладом трофейной "Арисаки". Вон она, тут же лежит, прямо под рукой. Серьёзный мужик, сразу видно.
Третий член компании больше всего походил на интеллигентишку-анархиста, которых Глодов немало повидал на своём веку. Такая же тужурка непонятного происхождения, длинные белёсые патлы и тонкие пальцы, видать, баловался студентик по молодости пианинами разными. Но поймав его холодный, мёртвый взгляд, Глодов сразу понял, кто это. Красный командир готов был поставить партбилет против двух копеек, что именно этот студентик сидел тогда на холме и хладнокровно расстреливал бойцов из его отряда. И именно его пуль он так опасался, пробираясь по заросшему кустарником склону. Тот самый снайпер.
За спиной троицы нервно вышагивал взад-вперёд типичный
— А я всё равно не пойму, вашбродь, — обращался он явно к офицеришке в чёрном мундире, — на кой мы этих красножопых сюда приволокли? Володьку с Поликарпом похоронить? Так Леший с Азатом уже сделали, хоть и без батюшки, но чего уж тут… Пытать у них чего? А чего? Отряд мы их положили, других красных в округе нет…
— Откуда знаешь? — поинтересовался Грай. — Или сказал кто?
— Батька, да ты… — казак аж поперхнулся от возмущения, — ты в чём меня подозреваешь-то, а? Нет, никто не сказал, просто само собой видно — не полезли бы они на нас, со своими не соединившись. И ты того, намёки разные такие больше не говори, а?
— Так и ты думай, что говоришь, — отозвался Грай. — Утром их обо всём и выспросим, а там уж видно будет.
Есаул нахмурился:
— Опять людей мучить? Устал я. По мне, так проще пристрелить. Ну да, батька, воля твоя…
— Во-во, — вроде как поддержал есаула здоровенный татарин, — так и не спорь с батькой. Сказал: пускай пока живут, значит, пусть живут. Пока. Вон, один уже очнулся, — он кивнул на Глодова, — ты уж меня прости, красный, что я тебя того — прикладом. Сначала пристрелить хотел, да пули жалко стало.
— Мне бы не стало, — сплюнул кровью Глодов. — Я б тебя сразу…
Татарин усмехнулся:
— Ух ты, страшный какой. Отряд положил, сам в плен попал, а ерепенится. Матрос, сразу видно. Эх и не любили мы вашего брата на фронте… Сам-то с Балтики, небось? — охотно поддержал он разговор.
— А это не твоё дело, морда ты бандитская, — огрызнулся Глодов. — Хоть с Балтики, хоть черноморец, тебе-то какая разница?
— И то верно, — легко согласился татарин. — Эй, батька, — окликнул он, — тут гляди какой морячок ершистый попался. Борзый, видать, из деловых, как Леший наш. Сейчас разговорить его хочешь или до завтра подождём?
— До завтра, — откликнулся Грай. — Лешего на посту оставили? Ну и ладно. Азат, сменишь его потом, ну, да ты сам знаешь. А теперь спать давайте, завтра снова идти — граница уже близко.
Азат — бережёного бог бережёт — ещё раз проверил верёвки на руках и ногах Глодова и закопошился за его спиной. Глодов обернулся. Оп-паньки…
Оказалось, не он один, такой неудачливый, попал в лапы к бандитам. Товарищ Егор, помятый, серый от боли в придавленной конём ноге, но живой, подмигнул Глодову. То есть не дрейфь, морская душа, — прорвёмся. Ага, сейчас. Был бы Глодов один, он, может быть, и попытался бы от бандитов уйти, а с комиссаром одноногим… Ладно, значит, вместе помирать будем.