Подснежник
Шрифт:
Он тряхнул головой и, окончательно овладевая собой, твердо произнес:
— А в общем-то я благодарен вам, друзья…
Засулич и Дейч удивленно переглянулись.
— С той самой секунды, когда я впервые подумал о том, что сегодня увижу Маркса, — продолжал Плеханов, — я пережил, может быть, лучшие минуты своей жизни… Мне трудно объясниться сейчас словами, но со мной произошло нечто вроде озарения… Я уже совершенно отчетливо видел Маркса на улице Кларана. Невысокий такой человек — явно не богатырского сложения, даже щуплый, но огромная и совершенно белая, саваофовская
Лев Григорьевич Дейч облегченно вздохнул. Незаметно нашел он руку Веры Ивановны Засулич, пожал ее и ощутил ответное пожатие. Да, теперь они могли быть спокойны — это был уже прежний, хорошо знакомый Жорж: ироничный, едкий, насмешливый.
— И что самое интересное, — продолжал Плеханов. — Пока я был под впечатлением вашей выдумки о приезде Маркса, я все время репетировал про себя свой первый разговор с ним… Что, собственно говоря, сказать ему?.. И вот пока мы шли, я, кажется, сочинил в уме проект первой русской социал-демократической программы.
— Значит, наш розыгрыш, наша фантазия, — засмеялся Дейч, — пойдет все-таки на пользу русской социал-демократии?
— В каждом розыгрыше, в каждой фантазии есть некоторая доля истины, — сказал Георгий Валентинович. — Люди, как правило, выдумывают то, чего еще не существует, но что им обязательно хочется увидеть в действительности… Помните у Маркса — человечество ставит перед собой только реальные задачи. Сказано, как отрублено!.. То есть такие задачи, решение которых уже существует в жизни.
— Говоря другими словами, — сказала Вера Ивановна, — новый опыт утверждает себя в недрах старого опыта. Вызревает в нем, и только в нем. Вырастает из него.
— Безусловно!
— А что, мальчики, — взяла Вера Ивановна Плеханова и Дейча под руки, — не кажется ли вам, что сегодняшний день, первое апреля, несмотря на всю его отрицательную репутацию, сложился для нас весьма положительно, а? Вспомнили о Марксе, сочинили первый проект программы русской социал-демократии, да еще и прогулялись недурно, не так ли?
4
В эмиграции у Плехановых родились две дочери — Лида и Женя. Розалия Марковна, воспитывая детей, не оставляла мысли закончить свое медицинское образование, прерванное в Петербурге. Она попробовала сначала учиться в Бернском университете, потом поступила в Женевский. Заветной ее мечтой было получить диплом доктора, найти врачебную практику и освободить наконец мужа от уроков, которые он давал для заработка. Розалии Марковне хотелось, чтобы Плеханов целиком принадлежал только революции, и она не щадила себя, в буквальном смысле этого слова разрываясь между домашними обязанностями, детьми, работой в больнице и занятиями в университете.
Георгий Валентинович, как мог, помогал жене. Каждый день, несмотря на любую занятость, он уходил гулять с Лидой и Женей. Прогулка всегда длилась ровно час. Одной из главных обязанностей отца в эти обязательные ежедневные шестьдесят минут были занятия с дочерьми
Они выходили на берег Женевского озера, Георгий Валентинович усаживал Лиду и Женю рядом с собой на скамейку и начинал рассказывать сказку.
— В некотором царстве, в некотором буржуазном государстве, а точнее сказать — в конституционной монархии, жил-был царь…
— Папочка, а что такое царь? — спрашивала младшая Женя.
— Ох, уж это мне швейцарское республиканское воспитание! — смеялся отец. — Ну, не царь, а король…
— Английский король? — очень серьезно спрашивала старшая Лида.
— Пожалуй, что и английский, — соглашался рассказчик. — Так вот, однажды в этой конституционной монархии что-то очень уж плохо стали жить люди. Собрались они вместе и говорят: братцы, а что же это мы с вами так плохо живем? Не убить ли нам нашего царя-короля…
— А у царя были детки? — спросила маленькая Женя.
— Ха-ха-ха! — засмеялся счастливый отец. — Молодец, Женька! Сразу видно марксистское происхождение и европейский жизненный опыт!.. В том-то и дело, что у царя полным-полно было деток! И как только его убили, они сразу же сели на его место, и ничего не изменилось — люди по-прежнему жили очень плохо…
— Все равно царь нехороший, — нахмурилась Лида, — и мучает лошадок… Правда, папа?
— Вообще-то говоря, хороших царей не бывает. И мучают они не только лошадок… Но из этого вовсе не следует, что лучшая форма борьбы с царем — убить его. Это, знаете ли, милые дамы, только у нас в России некоторые торопливые и романтично настроенные господа могли позволить себе роскошь так думать.
— Папочка, а Россия большая?
— Очень большая. Настолько большая, что иногда ее невозможно даже понять умом, как сказал один очень хороший русский поэт… Тот же самый поэт писал, что в Россию можно только верить… Но в какую Россию, милостивые государи и милостивые государыни, вы прикажете нам верить? В Россию прошлого? В Россию идеализированной сельской общины с ее кондовой патриархальной самобытностью? Нет, милостивые государи и милостивые государыни, в эту выдуманную вашим воспаленно-субъективным мозгом самобытную Россию мы верить не будем. Мы верим только в Россию будущего, в пролетарскую Россию, в Россию победившего рабочего класса!
— Папочка, а мы поедем когда-нибудь туда?
— Обязательно! Собственно говоря, именно для того-то мы здесь и сидим, и, вызывая нарекания старых друзей, пишем против них свои книги, чтобы непременно поехать когда-нибудь в будущую Россию.
— И возьмем с собой все свои куклы?
— Конечно, возьмем… Но позвольте, милые дамы, вы, кажется, слишком увлеклись политикой. Какой урок вам был задан?
— Сказка о царе Салтане.
— Во-первых, не Салтане, а Салтане. А во-вторых, что это мы с вами сегодня только о царях и толкуем?