Подвиг
Шрифт:
Въ этомъ совтской власти помогла Русская «блая» эмиграцiя.
XXIV
Зимою этого года въ Русскомъ эмигрантскомъ мiр много говорили о томъ, что образовавшееся въ прошломъ году кинематографическое общество «Атлантида» вовсе не кинематографическое общество, а блогвардейскiй отрядъ, навербованный какимъ-то генераломъ для дессантныхъ операцiй въ совтской Россiи. Называли и имя этого генерала, впрочемъ, всякiй разъ разное. А съ нкоторыхъ поръ стали говорить, что этотъ отрядъ собрался на какомъ-то уединенномъ острову въ Атлантическомъ океан недалеко отъ Саргассова моря, тамъ устроилъ базу, съ этой базы говоритъ по радiо и посылаетъ своихъ людей на аэропланахъ во вс страны Европы.
Эти слухи пошли изъ Парижа
но цлая двухсоттысячная армiя и при ней мощный тоннажъ для доставки ея въ Россiю. Тамъ по фамилiямъ называли генераловъ, назначенныхъ въ эту армiю. Ихъ
будто бы нарочно показывали умершими. Называли и цифру прогонъ и пособiй, яко бы полученныхъ этими генералами: сто долларовъ на дорогу и сто на экипировку.
Эти слухи по разному отзывались въ различныхъ эмигрантскихъ кругахъ. Большинство, и особенно, люди старые, радостно волновались. Наконецъ-то дождались они движенiя воды. Они подавали начальникамъ отдловъ Русскаго Обще-Воинскаго Союза, честь честью, по команд, прошенiя о принятiи на службу съ приложенiемъ, кто тщательно сквозь вс бури и ненастья эмигрантскаго существованiя пронесенныхъ подлинныхъ послужныхъ списковъ на толстой, пожелтвшей отъ времени «министерской» бумаг, съ сургучными печатями, прошнурованныхъ и скрпленныхъ должными подписями, кто прилагалъ только записки о своей служб самимъ же подавателемъ и составленныя по памяти и посвидтельствованныя двумя или тремя товарищами, знавшими прохожденiе службы просителя … Многiе офицеры и казаки бросали насиженныя мста и кормившую ихъ работу и хали въ столицы тхъ странъ, гд они жили и тамъ просили, чтобы они въ первую очередь были посланы въ формируемую армiю. Чмъ дальше отъ Парижа, тмъ въ этихъ кругахъ было сильне оживленiе. Въ Болгарiи и Югославiи казаки вырядились въ высокiе сапоги, срозеленыя «гимнастерки», а Кавказцы въ черкески, подоставали изъ завтныхъ сундучковъ и корзинъ старыя шашки, чистили ихъ, точили и смазывали, готовясь къ настоящему походу. Слова «сборъ» и «походъ» громко и внушительно звучали по кафанамъ и Русскимъ ресторанчикамъ, столовымъ и чайнымъ и къ концу завтраковъ тамъ раздавались страстныя рчи, сопровождаемыя громовымъ ура!
Молодежь отнеслась холодне и подозрительне. Кое-кто женился на иностранкахъ, у кого завелись прочныя связи и работа въ прiютившихъ ихъ государствахъ, бросать все это такимъ упорнымъ, тяжелымъ и долголтнимъ трудомъ нажитое и устроенное для чего-то неопредленнаго и неизвстнаго, было тяжело. Роли перемнились: въ энтузiастахъ и легкомысленно летящихъ на огонь бабочкахъ оказались старики, въ холодныхъ, разсудительныхъ философахъ была молодежь.
— Для Россiи — да… — говорили въ ея кружкахъ. — Для Родины, конечно, Это словъ нтъ — свято … Но кто поведетъ и подъ какими лозунгами?
Собранiя союзовъ молодежи, а ихъ къ этому времени было немало, протекали съ бурною страстностью. Раздавались истерическiе выкрики:
— Нтъ, господа … Ни на какую реакцiю я не согласенъ … Старая Россiя себя изжила … Старой Россiи не можетъ быть. Смшно идти въ теперешнюю Россiю съ Императорскими знаменами и навязывать императора народу, который его не хочетъ. Я стою за подлинную демократiю. Въ ней вижу залогъ настоящей культуры и возрожденiя Россiи.
Въ другомъ кружк не мене страстно говорили:
— Кому, господа, служить и за что умирать? He служить же какимъ-то таинственнымъ капитанамъ Немо, едва ли не масонскаго происхожденiя?.. Надо служить Россiи, и Россiи нацiональной. Другой Россiи я не признаю. Россiя — это прежде всего — православiе и Царская власть. Вн православiя и Царской власти нтъ и Россiи, а
Пользуясь полной свободой собранiй во Францiи молодежь собиралась на большiя открытыя сборища по 200–300 человкъ, нанимали для этого залы, куда допускали всхъ, взимая лишь на покрытiе расходовъ по два франка и тамъ кричали и шумли о тайной организацiи, скрывшейся подъ фирмой кинематографическаго общества «Атлантида». Розыскъ всмъ этимъ былъ весьма облегченъ.
— Тайное, — кричали на этихъ собранiяхъ горячiя головы. — Ты мн скажи, кто ты и во что ты вруешь — тогда я пойду … Довольно авантюръ. Освободить Россiю безъ иностранцевъ, безъ иностранной помощи мы не можемъ, — это ясно, какъ шоколадъ. А отдавать Россiю въ кабалу иностраннымъ государствамъ я не желаю. Россiя должна освободиться сама и, освободившись, она скажетъ свое слово и этому слову я подчинюсь. Будетъ монархiя — я присягну монархiи, будетъ республика, я готовъ служить и республик. Я «непредршенецъ» въ силу того, что не считаю себя въ прав навязывать свое мннiе Русскому народу. А въ вождей я давно пересталъ врить … Довольно!..
Были и еще боле ршительные и темпераментные молодые люди изъ самыхъ молодыхъ. Они договаривались до примиренiя съ большевиками, они закидывали удочки къ комсомольцамъ и безбожникамъ и, будучи строго православными и врующими, готовы были идти на союзъ съ безбожниками, будучи монархистами по убжденiямъ — искали связей съ совтскими «ударниками» и «выдвиженцами». Они отрекались отъ «блой» борьбы, веденной ихъ отцами и старшими братьями и говорили, что чувство отчужденiя эмиграцiи отъ Русскаго народа вызвано гражданской войной. Они умышленно или по наивности говорили, что «блые» сражались не съ большевиками, но съ Русскимъ народомъ, что нужно отбросить въ себ чувство презрнiя и мести къ Русскому народу и идти къ нему съ открытымъ сердцемъ и чистою душою. Путая постоянно понятiя — большевики и Русскiй народъ они доходили до примиренiя и признанiя большевиковъ.
Хаосъ въ мннiяхъ, въ политическихъ убжденiяхъ, программахъ и лозунгахъ былъ необычайный. И надо всмъ нагло выпирало везд звучащее самоувренное, наглое «я», «я», «я», то въ единственномъ числ, то во множественномъ — «мы». Оно становилось такъ громадно, такъ внушительно, такъ всепоглощающе, что за нимъ совсмъ не было видно маленькой, малюсенькой, точно по существу никому не нужной — Россiи.
И это было въ то время, когда, несмотря на всю скупость газетныхъ извстiй, на всю строгость цензуры, наложенной на иностранныхъ корреспондентовъ, заграницу просачивались врныя свднiя о необычайныхъ затрудненiяхъ совтской власти, денежныхъ, экономическихъ и моральныхъ, о потер всякаго авторитета коммунистической партiи и о почти повсемстномъ возстанiи народа въ Россiи, подавить которое или не могла или отказывалась красная армiя.
Доходили свднiя, что весь громадный сверъ Россiи, треть всего государства отдлился отъ совтской республики и живетъ своею жизнью и шептуны болтали, что слыхали даже о генералахъ и офицерахъ, похавшихъ въ какой-то сверный, свободный отъ совтской власти портъ для службы въ Императорскойармiи. Всё это показывало, что настало время, наконецъ, эмиграцiи выявить свое подлинное лицо и не только сказать о своемъ служенiи Россiи, но и пойти служить ей.
Но этого-то и не было. Разноголосица продолжалась …