Подвиг
Шрифт:
«Да, вотъ это ихъ всегда и выдаетъ», — подумалъ капитанъ Немо и приложилъ къ глазамъ бинокль.
Пять небольшихъ, военныхъ, развдочныхъ гидроплановъ, какъ гуси, летли широкимъ угломъ — «станицей». Впереди одинъ, за нимъ два и дальше, едва виднлись еще два. Они держали курсъ мимо, но должно быть по блой пн прибоя, разглядли островъ и повернули на него.
Шумъ машинъ сталъ громокъ и надодливъ. Стали видны блестящiя аллюминiевыя тла гидроплановъ, ихъ широкiя крылья и отличительные знаки на нихъ. «Французы … Лучшiе летчики въ мiр и
Гидропланы на большой высот, не снижаясь, пролетли надъ островомъ, сдлали плавный полукругъ и полетли на востокъ. Значитъ, гд то не такъ далеко,
долженъ быть и флотъ.
Mope темнло. На запад верхушки волнъ плескали золотомъ. Длинная тнь отъ горы легла на океанъ. На зеленой площадк, гд блымъ, ровнымъ рядомъ стояли палатки, горнистъ проигралъ повстку къ зар. Полурота въ тропическихъ костюмахъ и шлемахъ проворно выстраивалась на линейк.
Капитанъ Немо спустился къ лагерю и пошелъ къ строю. Онъ появлялся передъ людьми своего отряда только въ исключительныхъ случаяхъ.
Все шло по всегдашнему воинскому росписанiю. Фельдфебель, рослый пулеметчикъ Мордашовъ, вызывалъ людей по перекличк.
— Агафошкинъ 1-й … Агафошкинъ 2-й … Ардаганскiй … Бычковъ … Ветлугинъ …
— Я … я … я, — неслось отъ шеренгъ.
Между причудливыхъ кактусовъ, отъ кухонь, подымался сизый дымокъ. Вкусно и мирно пахло борщемъ.
Пропли молитвы. Горнистъ заигралъ зорю. Медленно сталъ опускаться на мачт флагъ. Полурота пла гимнъ. Дежурный подошелъ съ рапортомъ къ суровому, стройному, выправлелному Ложейникову, тотъ выслушалъ рапортъ и пошелъ, тщательно маршируя къ капитану Немо. Все было «какъ въ Красномъ Сел«, какъ заповдалъ Ранцевъ.
— Ричардъ Васильевичъ, — докладывалъ, держа руку у шлема, Ложейниковъ вытянувшемуся передъ нимъ капитану Немо, — въ лагер, на Россiйскомъ острову, въ теченiе дня происшествiй не случилось. Безъ четверти, въ восемнадцать часовъ надъ островомъ, съ сверо-востока пролетло пять французскихъ гидроплановъ, повернули на востокъ и скрылись за горизонтомъ. Люди на перекличк были вс.
Капитанъ Немо выслушалъ рапортъ и въ какомъ то раздумьи, глядя вдаль, точно сквозь строй полуроты, подошелъ къ своимъ соратникамъ. Онъ остановился, собираясь съ духомъ, и началъ говорить. Онъ говорилъ сначала медленно и не громко, потомъ съ силою и твердо: -
— Изъ устной газеты … Изъ докладовъ Николая Семеновича Ложейникова вы знаете о томъ, что происходитъ въ Россiи. Большая ея часть … Весь сверъ … свободна отъ большевиковъ и защищается Императорской армiей, созданной вашимъ начальникомъ, Петромъ Сергевичемъ Ранцевымъ … Въ интересахъ обороны этой Русской территорiи я долженъ былъ отправить ему весь нашъ воздушный флотъ, минные аппараты и газовую оборону. Этого требовалъ нашъ долгъ передъ Родиной … На насъ идетъ флотъ державъ, помогающихъ большевикамъ … Насъ мало … Но мы можемъ защищаться
Капитанъ Немо остановился и внимательно смотрлъ на стоявшихъ передъ нимъ людей. Строй былъ неподвиженъ. Казалось, люди не дышали.
Твердо, не мигая, смотрлъ срыми притушенными тяжелыми опухшими красными вками глазами старикъ Агафошкинъ. Его внукъ Фирсъ «лъ» глазами капитана Немо. У молодого, румянаго князя Ардаганскаго слеза застыла въ рсницахъ и все выраженiе его лица было полно такого жертвеннаго порыва, что капитану Немо страшно стало. Мишель Строговъ низко опустилъ голову и глядлъ изподлобья, какъ быкъ, собиряющiй бодать.
— Я разсчитывалъ, — медленно, въ наступавшiй сумракъ, — солнце уже сло, — ронялъ слова капитанъ Немо, — что до весны никто не узнаетъ, гд мы находимся. Весною долженъ былъ прибыть за нами «Гекторъ» и мы отправились бы на немъ въ Россiю … Богъ не судилъ этого. «Гекторъ» во льдахъ. Наше мстопребыванiе извстно … Намъ предстоитъ бой … и смерть … или… это вполн на ваше ршенiе … Я разршаю завтра, когда покажется солнце, вмсто нашего родного Русскаго флага, поднять блый … Флагъ сдачи.
Капитанъ Немо поклонился строю и быстрыми, твердыми шагами пошелъ мимо палатокъ и сталъ по тропинк подниматься на гору. Шпаковскiй шелъ въ четырехъ шагахъ за нимъ. Полурота стояла, какъ окаменлая. Ни одинъ вздохъ не раздался изъ ея рядовъ. Пятьдесятъ пять паръ глазъ слдили, какъ таяли въ прозрачномъ сумрак дв удаляющiяся блыя фигуры, какъ исчезли он за кактусами и алоэ, точно растворились въ ночи. На вершин, въ окнахъ барака капитана Немо, загорлись огни.
— Господа, — сказалъ полковникъ Ложейниковъ, — обсуждать намъ нечего … Мы солдаты … Мы свой долгъ исполнимъ … Русскаго имени не посрамимъ … Разойтись по палаткамъ!..
XXX
Маленькая палатка Нифонта Ивановича стояла возл кухонь. Въ ней сидли самъ хозяинъ и подружившiйся съ нимъ урядникъ Тпрунько. Люди давно отъужинали. Въ лагер стояла мертвая тишина. Нигд въ палаткахъ не было огней.
Яркiя звзды легли алмазнымъ узоромъ по темно-синей небесной парч. Внизу глухо и мрно билъ прибой. Океанъ отражалъ звздное блистанiе и струился свтящимися нитями. Ровный и теплый втеръ подувалъ надъ островомъ. Было таинственно, несказанно красиво и чудно въ Божьемъ мiр. И разговоръ былъ необычный, полный тайны, вры другъ въ друга и велся онъ тихими задушевными голосами.
— Ось, Михайло Строговъ, — внушительно, хриплымъ баскомъ говорилъ Тпрунько, — заготовляе бiлый флагъ … Я знаю … Бачивъ … Ихъ у палаткi пять душъ собралось, и Михайла вашъ за коновода … Не дать, значе, поднять Русскаго флага и шобъ сдаться. Ось, что замышляе!.. Я знаю … Бачивъ …
— За то знамя наши отцы и дды умирали.
— Я за тожъ и кажу, Нифонтъ Ивановичъ.
— Опять — сдаться?.. Это значитъ опять чужой хлбъ жевать?.. Опять въ бженцы писаться?.. Да умереть куды слаже …