Подвиг
Шрифт:
Капитанъ Немо попрощался съ обезьяной и вышелъ изъ подземелья.
XIII
Аппаратъ безпроволочнаго телефона, такой ничтожный, тихiй и ненужный въ этой лсной хижин, когда онъ былъ нмой, шиплъ и трещалъ, издавая странные, щелкающiе звуки. Лагерхольмъ направлялъ эбонитовые кружки съ блыми стрлками и цифрамй. Щелчки прекратились. Послышался ровный, глухой шумъ, потомъ тихое сипнiе, и ясный голосъ, точно тутъ подл былъ человкъ, произнесъ: — «Алло, алло… говоритъ Москва».
Ранцеву и раньше приходилось слышать радiо-аппараты. Гд ихъ
«Сейчасъ говоритъ Москва».
Тринадцать лтъ онъ не слыхалъ, какъ говоритъ Москва. Тринадцать лтъ Москва была для него недостижимымъ, мертвымъ голосомъ. И если бы мертвецъ заговорилъ изъ гроба, впечатлнiе не было бы боле сильнымъ.
«Сейчасъ говоритъ Москва».
Ранцевъ напрягъ все свое вниманiе. Какъ она говорила!..
Жидовскiй, картавый и даже въ мембран аппарата наглый голосъ самодовольно повствовалъ:
— Товаг'ищи, день пег'ваго мая во всей западной Евг'оп явился блестящей побдой пг'олетаг'iата надъ буг'жуазiей. Гг'омадныя толпы голодныхъ, затг'авленныхъ нмецкими фабг'икантами г'абочихъ вышли изъ Нейкольна въ Бег'линъ и пг'одемостг'иг'овали величiе и мощь пг'олетаг'iата. Испуганная полицiя пг'итихла, и въ Бег'лин мы имемъ полную побду. Ског'о тамъ будетъ пг'олетаг'ская г'еволюцiя. He пг'ойдетъ и мсяца — кг'асныя знамена совтовъ взовьются надъ двог'цами упитанныхъ банкиг'овъ. Въ Паг'иж миг'ный пг'аздникъ тг'удящихся был омг'аченъ кг'овавымъ безчинствомъ Кiаппа, этого вг'ага фг'анцузской бдноты… Но, товаг'ищи, не долго и там тег'пть пг'итсненiя капиталистовъ. Кг'овавая месть наг'ода неуклонно ведетъ къ гильотин…
— Все одно и тоже, — сказалъ Немо, — какъ имъ не надостъ и слушать эту белиберду.
— Какъ видите, — сказалъ Шулькевичъ, — они давно вывтрились. И ихъ никто не слушалъ бы, если бы…
Онъ сдлалъ знакъ, чтобы слушали.
Плавные звуки большого оркестра вдругъ раздались въ домик, точно подъ сурдинку. Несказанная Русская красота ихъ пополнила.
Играли оперную увертюру.
— «Русланъ и Людмила», — благоговйно прошепталъ Шулькевичъ.
Ранцевъ закрылъ глаза. Ему казалось, что онъ не только слышитъ, но и видитъ то, что происходитъ въ театр. Передъ нимъ всталъ громадный зрительный залъ стараго театра, того театра, который не зналъ никакихъ большевиковъ. Онъ вдругъ увидалъ нарядные туалеты дамъ, офицеровъ въ ихъ красивыхъ формахъ и чинно сидящiй внизу подъ рампой оркестръ, На мгновенiе оркестръ смолкъ и сейчасъ же заигралъ allegro.
Нжный теноръ, — Шулькевичъ, который все зналъ, прошепталъ: — «Собиновъ» — вступилъ съ оркестромъ:
— Дла давно минувшихъ дней…И хоръ, — какъ отчетливо въ этой усовершенствованной Лагерхольмомъ мемран былъ онъ слышенъ — принялъ отъ тенора и продолжалъ:
—Четко и ясно, такъ, что каждое слово можно было разобрать, плъ Баянъ — Собиновъ:
— Про славу Русскiя земли Бряцайте струны золотыя, Какъ наши дды удалые На Цареградъ войною шли…— Подумать только, — тихо сказалъ Шулькевичъ, этo слушаютъ въ совтской Москв!
А Баянъ уже отвчалъ хору:
— За благомъ вслдъ идутъ печали, Печаль же радости залогь. Природу вмст созидали Блъ богъ и мрачный Чернобогъ…Въ комнат темнло. Майскiй вечеръ надвигался, Немо поднялся, чтобы хать. Лагерхольмъ сказалъ ему:
— Подождите, если можете, до конца дйствiя. Самое главное впереди. Мн есть чмъ похвастать передъ вами.
Капитанъ Немо покорно слъ.
Дйствiе кончалось. Шелъ финалъ перваго акта. Мощнымъ басомъ призывалъ Свтозаръ:
— O, витязи, во чисто поле… Дорогъ часъ, путь далекъ, Дорогъ часъ, путь далекъ. Насъ Перунъ храни въ пути И ковъ врага ты сокруши…Еще оркестръ давалъ послднiе аккорды, какъ деревянно защелкалъ аппаратъ — раздались апплодисменты. И сейчасъ же, заглушая ихъ изъ той же мембраны, что передавала оперу, которую играли въ Москв послышался молодой, изступленный, восторженный голосъ:
— Богъ будетъ воевать съ безбожниками… Онъ истребитъ ихъ огненнымъ дождемъ… Вся вода обернется кровью… Зачмъ гноитесь въ кол-хозахъ?… Рвите жидовскiе путы. Берите свободу, станьте надъ коммунистами. Россiя безъ Царя?… Это невозможно… Этого никогда не будетъ!..
Дальше ничего не было слышно. Пошли перебои, трескъ и щелчки.
— Глушатъ аппаратъ, — сказалъ спокойно Лагерхольмъ. — Они никогда не догадаются. кто и гд говоритъ это.
Капитанъ Немо внимательно посмотрлъ въ глаза Лагерхольму.
— Послушайте, — сказалъ онъ, — неужели то, о чемъ вы мн говорили, вамъ, наконецъ, удалось? Вдь ры сами тогда считали, что это почти невозможно.
— Да, почти… Теорiя отраженныхъ волнъ была совсмъ неразработана. И мн пришлось много, очень много поработать, прежде чмъ я достигъ тхъ результатовъ, что вы видите здсь. Это говоритъ на верху нашъ пропащiй актеръ Ваничка Метелинъ. Его голосъ, какъ въ зеркал отражался въ Московскомъ аппарат, поставленномъ въ Большомъ театр и мы заставляемъ совтскiй аппаратъ работать для насъ.