Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

дю Террайль Понсон

– Ничего, говорите.

Эти два слова Баккара проговорила коротко, но очень отчетливо.

– Итак, – начала Тюркуаза, останавливаясь от нерешительности почти на каждом слове, – он сказал мне, что человек, которого вы любили… что этот человек – вор!

У Баккара даже и бровь не шевельнулась.

– И вы поверили.?

– Он сказал мне, кроме того, что однажды утром его арестовали здесь и что вы тогда лишились чувств.

Тюркуаза остановилась.

– Ну, что же еще?

– То, что, придя в себя,

вы сделались точно помешанная, и с тех пор вас больше не видали.

– Все?

– Все. Только мне кажется, что я угадала сама остальное.

– Посмотрим, что же было, по-вашему?

– Мне кажется, что вы должны были воспользоваться вашим кредитом, чтобы спасти человека, которого вы так горячо любили.

– Вы это отгадали?

– Ах, – вскрикнула опять Тюркуаза, – так все это правда?

– Почти все. Его действительно арестовали, но он был совершенно невиновен.

Тюркуаза вздохнула гораздо свободнее.

– И вы спасли его?

– Да.

– И вы были… счастливы?

– Нет, – ответила Баккара глухо, – он не любил меня, потому что любил другую.

– Следовательно, он оставил вас?

– Я сама… Но скажите, моя милая, разве Жермен не сказал вам его имени?

– Он только сказал мне, что это был баронет высокого роста. Имени его он не знал.

– В самом деле?

– О! – продолжала между тем Тюркуаза. – Еще несколько дней тому назад я восхищалась вами – прежней очаровательной Баккара, я хотела и старалась принять вас за образец… но теперь…

Тюркуаза вздохнула еще раз и потупилась.

– А теперь? Ну, что же? – спросила Баккара.

– Я теперь восхищаюсь больше женщиной любящей, чем той, которая отличалась своим бессердечием.

– Но почему же это, моя милая?

– Потому что, – проговорила Тюркуаза вдруг изменившимся голосом, – потому что я, так же как и вы тогда, полюбила.

Баккара устремила на Тюркуазу свой ясный и пытливый взгляд – взгляд, проникавший до самого сердца, но Тюркуаза сумела его выдержать.

– В самом деле? Бедное мое дитя! – сказала Баккара. – Вы любите?

Тюркуаза молча положила свою руку на сердце.

– Послушайте! – тихо сказала она. – Я не знаю, что привело вас сюда, не знаю, чего вы хотите от меня, но, ради бога, дайте мне время все высказать вам, потому что только одна вы можете понять меня и, быть может…

– Что?

– Дадите мне совет.

– Я вас слушаю, мое дитя!

Тогда Тюркуаза рассказала ей все, что мы уже знаем относительно того, как к ней перенесли Фернана Роше, как она ухаживала за ним, как выпроводила его, не умолчала о встрече в лесу и таким образом познакомила Баккара с тем, что произошло с Фернаном, начиная с его дуэли с виконтом де Камбольхом до последней катастрофы.

– Что же вы хотите сделать теперь? – спросила ее ласково Баккара.

– Вы видите мой костюм, – ответила Тюркуаза, –

я тоже начала краснеть за свою прошлую жизнь и вспомнила про вас. Теперь Тюркуазы больше не существует, перед вами – Женни. Та Женни, которая наняла комнату за двести франков в год и хочет жить в ней трудами своих рук.

– Вы… вы решились на это?

– Да, – ответила она, – и если он любит меня… тогда, по крайней мере, никто не будет иметь возможности сказать, что я расточаю его состояние. Мне лично нужна только одна его любовь.

Тюркуаза замолчала и принялась вздыхать.

Баккара вдруг встала со своего места. Резким движением головы она откинула назад свою шляпку, из-под которой высыпались ее густые и блестящие белокурые локоны.

В то же время глаза раскаявшейся развратницы блеснули молнией, и на ее губах появилась презрительная и гордая улыбка.

Госпожа Шармэ превратилась в Баккара, в то отчаянное создание, которое когда-то привлекало к себе всю молодежь.

Она имела громадное преимущество перед Тюркуазой, будучи красивой и многознающей женщиной.

– Ты очень хитра, моя милая, – сказала она едким, насмешливым голосом, обвив ее своим молниеносным взглядом, – но ты забыла, что я Баккара.

Это быстрое превращение смутило бы и поразило всякую другую женщину, но не белокурую Женни, молодую ученицу баронета сэра Вильямса.

Баккара в эту минуту сияла смелостью, решимостью и энергией. При ней не было только кинжала, чтобы напомнить сцену в доме умалишенных, где она так ловко вынудила Фанни выдать ее тайну.

Но надо сказать правду, что Женни была ей достойной соперницей.

Она скоро оправилась и со спокойным, улыбающимся лицом приготовилась к битве.

– Или вы помешаны, – сказала она наконец, – или вы находитесь под влиянием прилива крови к голове.

– Вы ошибаетесь, моя милая, – ответила Баккара.

– Или вы любите того же, кого и я.

– Это последнее верно.

Баккара говорила совершенно хладнокровно, и Женни поняла, с какой соперницей она имеет дело.

Случается, что тишина бывает иногда страшнее бури. Женни в свою очередь замолчала и ждала, чтобы Баккара высказала ей свою волю.

– Послушай, моя милая, – начала Баккара, садясь в кресло, – я сделала тебе честь, выслушав тебя, и за это, я полагаю, ты также доставишь мне удовольствие выслушать меня.

– Прошу вас говорить, – пробормотала Тюркуаза.

– Я старше тебя, моя милая, – продолжала Баккара, – а судя по тому, что тебе известна моя прошлая жизнь, ты можешь быть уверена, что я держу свое слово.

Тюркуаза не забыла вздрогнуть и вообще обнаружить испуг.

– Слушай же, – продолжала Баккара, – тот, про которого ты только что говорила, уверяя меня, будто бы любишь его, – любим мною уже четыре года, и для него-то я переменила образ своей жизни.