Подводные камни
Шрифт:
— Нет, — со смехом выдавал Марина.
— Интересно, — Михаил Петрович насторожился. — А кем вы вообще работали?
У Марины кольнуло сердце: «Только бы не проколоться, только бы он не начал что-то подозревать».
— Знаете, это не телефонный разговор. Примерно через час, может быть, через полтора, я буду у вас. Вполне возможно, что многие вопросы отпадут сами собой.
— Ну, хорошо, — Михаил Петрович явно сдавался, — до встречи.
В телефоне послышались короткие гудки: он сам повесил трубку, не желая продолжать разговор. Марина захлопала в ладоши, зааплодировала сама себе. Нет, не на
На пару секунд Марина закрыла глаза. Какой он, это Михаил Петрович? «Статный, элегантно одетый, брюнет, аккуратно подстриженный и ухоженный, — заключила Марина. — По голосу так, а как на самом деле, скоро узнаем. Ну, держись!»
Открыв глаза, она поморщилась. Обстановка комнаты показалась ей гораздо более убогой, чем была на самом деле.
— Что за черт? Почему я должна гнить здесь, в этой отсталости, в грязи, когда у кого-то есть особняки, хорошая работа, нормальные условия для жизни? Чем я хуже? Что за несправедливость? — Марина вздрогнула, она говорила вслух, и в коридоре это могло быть слышно.
Марина сердится. Все ее мужчины обожают, когда она сердится. Не потому, что при этом она становится какой-то необыкновенно красивой или что-то в этом духе — все, что пишут в дешевых бульварных романах, по большому счету, сущая ерунда, выдумка. Когда Марина сердится, она становится собой: эксцентричной, вспыльчивой, нетерпимой, ей не нужно притворяться и изображать покладистость и спокойствие.
Самой Марине тоже нравится сердиться, но у нее на это свои причины. Однажды увидев ее в таком состоянии, мужчины делают для себя нужные выводы. Они довольно просты: во-первых, сделай все для того, чтобы больше этого с Мариной не повторилось, а, во-вторых, если и повторилось, то побыстрее закончилось. Вообще-то Марина отходит от обид и прочих невзгод довольно быстро. Но если бы это знали ее ухажеры! Сердитую маску Марина может не снимать не то, что часами — целыми сутками. Она знает свое дело. Дорогие духи, букеты и прочие приятные мелочи буквально сыплются к ее ногам, остается лишь, образно говоря, остановиться, нагнуться и подобрать то, что причитается именно ей. Но и здесь Марина не так проста, как могла бы быть. Она делает вид, что все это ей не нужно, не нравится. И так может продолжаться до бесконечности.
— Бойся Марину в гневе, — сказал как-то Бадри, спустивший на прихоти Марины изрядную долю прибыли от своего маленького сомнительного бизнеса.
Надо идти, собираться. Марине хочется спать.
«Что со мной такое? Вот вечно тянет в сон в самый неподходящий момент. Соберись, подруга, соберись сейчас же! Нас ждут грандиозные дела!»
Из коридора послышалась отборная ругань. Ругался Иван, даже топал ногами.
— Дура старая, чтоб тебя! Всю жизнь тебя терплю, ни одной минутки покоя нет! Дура!
— Да ты на себя посмотри, на что ты похож, как себя ведешь! Мне стыдно за тебя, ей-богу. Понимаешь, стыдно! — твердила его жена. — Пора бы уже хоть что-то начать соображать, в твоем-то возрасте!
— Уйди,
— Ты куда еще собрался?
— В магазин, скоро вернусь, — кряхтел Иван, слышалось какое-то движение.
— Ты снова? — завопила соседка. — Снова пьешь? Ах ты, зараза! Ненавижу тебя! Сколько ты будешь испытывать мое терпение, сколько тебя надо умолять? А ты все как будто один живешь, только себя замечаешь. Ненавижу тебя!
Она, как обычно, била его полотенцем.
— Римма, Римма, прекрати, ну, договоритесь вы как-нибудь, — соседка, что накануне просила открыть форточку, когда на кухне взорвалась скороварка, выглянула из своей комнаты.
Иван вызывал сочувствие у всех, кроме собственной жены. Даже Марину, холодную и непробиваемую, беды Ивана трогали. Марина считала, что ей в жизни вообще-то везет. И еще раз убеждалась в этом, слушая очередные разборки Ивана с женой.
После того, как скрипнула входная дверь, и Иван ушел туда, куда собирался, что-то загрохотало.
— Маринка, а Маринка, выходи, разговор есть, — Римма явно была не в себе.
— Чего надо? — грубо спросила Марина, не собираясь открывать дверь.
— Ты мне еще поговори! В таком тоне с кем угодно, но не со мной! — рявкнула Римма.
— Надо чего? — повторила Марина, неторопливо собираясь и разглядывая себя в зеркало.
— Разобраться с тобой хотела, вот что! Ты Ивану вчера водки дала? А он у меня подшитый был, понимаешь? — от обиды Римма ударила в дверь кулаком. — Он у меня три года не пил, все было хорошо. Я столько сил положила, чтобы он не пил! А ты, ты…
— Что я? — захохотала Марина. — Это же он пьет, а не я! С ним и разбирайтесь. Не хотел бы — не пил бы, а у меня важные дела и мне нужно собираться. А я тут стою несобранная и слушаю эти бредни. Отстаньте! Своими делами займитесь. Слышите?
Марина нисколько не вышла из себя. Происходящее представлялось ей очередным маленьким приключением, которое скоро останется в прошлом, и не только потому, что забудется, но и по причине смены ею среды обитания. Все-таки жизнь в коттеджном поселке — это не прозябание в трущобах, коими она считала старые кварталы в центре города.
— Как вы мне все надоели, даже не представляете, — бросила Марина соседкам, выходя их квартиры. — Как я буду рада, если вы друг другу перегрызете глотки! Надоели ваши выяснения отношений. Это что, жизнь?
— Мариночка, зачем ты так… — вздохнула соседка, та, что знала Марину еще ребенком. — Одумайся, это все мелочи, мы же не со зла друг на друга и на тебя кричим.
— Ага, еще бы вы на меня кричали! — Марина внимательно осматривала себя в зеркало. — Да плевать мне на вас! Живите, как хотите!
Марина всегда была спокойна и говорила такие вещи в лицо, отчеканивая каждое слово, от чего все сказанное звучало во много раз обиднее. Она убивала людей не словами, а своим невозмутимым спокойствием и отношением к жизни, которая должна была ей принести несметные богатства лишь за то, что она о них ненароком подумала и захотела ими обладать.
По указанному на визитке адресу на Кронверкском оказался старый дом, вход в который скрывался за чугунной решеткой и детской площадкой. Пройдя через калитку, Марина разглядела маленькую табличку «Агентство недвижимости».