Подземная пирамида

Леринц Ласло Л.

– Дамы нас совершенно не так поняли, – выставил перед собой руки Карабинас. – У нас и в мыслях не было обвинять доктора Хубер. Как мне помнится, здесь не было сказано ни единого слова, которое…

– Слова-то нет! – снова вспыхнула Селия. – Но ваше недоверчивое молчание красноречивее, чем явные обвинения. И это вместо того, чтобы поблагодарить ее за то, что она сделала, участвуя в вашем безумстве!

Теперь уже я был вынужден вмешаться и использовать свой авторитет директора.

– Остановитесь, Селия, – сказал я самым решительным тоном, – пока еще не случилось непоправимое. Никто не подозревает

мисс Хубер, точно так же, как вас или меня. Мы просто прикидывали возможности. А одна из возможностей состоит в том, что кто-то тут развлекается. Я не могу себе представить, как это можно было бы сделать, но такая возможность все-таки существует. А вас, мисс Хубер, я попрошу постараться быть выше этого. Поверьте, у нас нервы не железные. Но ведь Хальворссон не вышвырнул же вон раствор, когда… гм… на него пало подозрение, что он, может быть, это специально подстроил.

– Хотя еще чуть-чуть – и я все послал бы к черту, – проворчал датчанин.

– Хорошо, Петер, – прошептала мисс Хубер и, сделав над собой усилие, снова пригладила и без того безукоризненно гладкие волосы. – Я стараюсь держать себя в руках. Только немного… как бы это выразиться, ваш стиль необычен.

Несколько успокоившись, мы вернулись к анализу происшедшего.

– Итак, галлюцинации мы можем отбросить, – сказал я. – Для того чтобы вызвать галлюцинации, необходимы какие-нибудь галлюциногены.

– Остается гипноз, – сказал Йеттмар.

– А для этого опять-таки нужен гипнотизер.

Вот тогда-то попросил слова Миддлтон. Он поднял вверх руку, как будто был на собрании, и сказал с улыбкой:

– Галлюцинация это или гипноз – нужно, чтобы в обоих случаях было что-то общее… во всяком случае, я так считаю. Разве нет?

– Что вы имеете в виду?

– Ведь все, что мы видели и слышали, либо думали, что видим и слышим, произошло лишь в нашем воображении, а не в действительности.

– Это так, – сказал Йеттмар.

– А в таком случае… ну, в таком случае, мы, собственно говоря, ничего не видели и не слышали, а только думали, что видим и слышим…

– Ясно, – снова сказал Йеттмар. – Но, черт возьми, что ты хочешь этим сказать?

Тут снова раздался тот странный, тихий щелчок, который я отметил подсознательно, когда началась та сцена, и о котором я уже говорил. Щелчок, который прозвучал в тот момент, когда двое приближавшихся мужчин остановились и начали говорить с Иму.

Когда звук щелчка достиг моих ушей, я от неожиданности вздрогнул и почувствовал, что моя рука делает непроизвольное движение, словно я пытался от чего-то защититься. А в следующий момент произошло чудо: снова зазвучала эта удивительная, похожая на музыку речь квадратноголовых. Звуки заполнили комнату без остатка, причем в стереозвучании. И шли они именно оттуда, откуда обычно идут звуки стереозаписи: из усилителей, расположенных в разных местах комнаты!

Я вскочил и хотел закричать, но Йеттмар опередил меня. Одним прыжком он перемахнул через стоявший посередине комнаты столик для курильщиков, вцепился в присевшего возле магнитофона Миддлтона и повалил его на пол. Он бил его вслепую кулаками и вопил, словно потерял рассудок:

– Ты, негодяй! Ах ты, подлец!.. Вонючий паршивец! И граешь у нас на нервах? Прибью – и не придется тебе посмеяться своим подлым шуткам!

В следующую минуту

возникла потасовка. Хальворссон и Карабинас объединенными усилиями пытались стащить Йеттмара со спины Миддлтона, а я хватал его за руки, чтобы он не мог наносить удары.

Казалось, Йеттмар совершенно обезумел. На губах его выступила пена, глаза полыхали красным огнем, а тело напряглось так, словно на него напал столбняк. Те двое тащили и дергали, а я хватал его за руки, а Миддлтон стонал под Йеттмаром и отбивался, как мог. Я уже было хотел стукнуть Йеттмара вазой по голове, когда рядом со мной оказалась доктор Хубер со шприцем в руках и, прежде чем я успел что-либо спросить, мгновенно вонзила иглу в руку Йеттмара. Полминуты спустя Миддлтон смог выбраться из-под атакующего, который уже лежал на ковре с полузакрытыми глазами и тяжело хрипел.

– Что с ним? – простонал Миддлтон и указал на Йеттмара. – Сбрендил?

– Нервный приступ, – сказала мисс Хубер сухо и села на место.

А речь квадратноголовых продолжала безмятежно литься из усилителей: теперь они говорили на том языке, который показался нам человеческим.

Миддлтон тяжело опустился на стул и рассерженно ощупывал свое лицо.

– Чтоб его, этого безумца! Чуть не выбил мне зуб… Чего он набросился именно на меня?

– А вы не догадываетесь? – спросил я у него. Он указал на магнитофон.

– Из-за этого?

Никто не ответил, мы только смотрели на него, не мигая.

А Миддлтона, казалось, волновала только драка.

– И надо же, ударил меня прямо в новый зуб, – проворчал он с болезненной гримасой, потом огляделся. – В чем дело? – спросил он затем с удивлением. – Это разрешило спор, да?

– Какой спор? – спросил ворчливо Осима.

– Галлюцинация это или нет. Или гипноз… Тогда я все понял, и охотнее всего я бы сейчас расцеловал Миддлтона.

А тот вдруг опешил. На лице у него появилось выражение крайнего изумления, затем опухшие губы раздвинулись и он рассмеялся. Должен признаться, что звучал его смех нехорошо.

– О, так вот почему этот сумасшедший накинулся на меня? Вы что, думаете, что я сделал эту запись? Что я подделал… – и он снова засмеялся, а по подбородку стекали тоненькие струйки крови.

– Может, скажешь, в чем дело? – прищурился Осима.

Миддлтон открыл было свой израненный рот, но тут в себя пришел Йеттмар.

– Мидди, – прошептал он тихо. – Ты сможешь меня простить?

Миддлтон подошел и положил на плечо Йеттмару руку.

– Только не волнуйся, старик! Не такое уж несчастье… Правда, у меня расшатался новый зуб, но невелика беда.

– Я думал… что… ты хочешь подшутить над нами. Что ты сфабриковал те звуки…

Доктор Хубер неожиданно встала и подошла ко мне.

– Так вот, послушайте, Силади! – начала она и, забыв все свои обиды и слезы, уперлась руками в бедра, а лицо ее горело, словно ей рассказали двусмысленный анекдот. – Я вынуждена констатировать, что всем вам место в доме умалишенных. За исключением разве что этой бедной девочки, которая не знаю как попала в вашу компанию… Сначала вы подозреваете меня, что я вас загипнотизировала, потом устраиваете драку из-за какого-то трюка с магнитофоном. А теперь делаете вид, что вы все поняли, и готовы расцеловать друг друга. Скажите, вы серьезно считаете, что вы нормальные люди?