Подземный мир и живая вода
Шрифт:
Богдан тупо посмотрел на пришедших, как будто на него свалилось еще большее горе, чем трое вооруженных врагов и один безоружный.
— Что ты грустный такой? — спросил Ласка.
— Оксану сундук зъил, — ответил Богдан.
— Так открой.
— Не открывается.
— Расскажи-ка подробнее.
— Что рассказывать-то? Сами все знаете. Ты сказал, я побег. Воны целуются, и ось этого лапы у моей жинки на жопе. Я йому дав леща. И Оксане так, подлещика. Вона на кровать впала. И так добре впала, що я не стерпев.
— А что Ян тут, замок сломанный, ничего?
— Я свою руку знаю. Полежал бы ще цей Ян. Про сундук вообще нема про що беспокоиться. Крышка закрыта, чого ще треба. Я жупан та пояс скинув, жинку кохаю, прибегае Кароль з хлопцами. Анджей бы начал шутки шутити и советы подавати, а Кароль лишний раз не нарывается. Хлопцы з нас смутились, Яна забрали. Тут Оксана задихала-задихала, я прискорився, прибегае вовк. Вовк не вовк, навить и перевертень. Я подумав с жинки слезти, шаблю подняти, да и всыпати тварыне по саме не балуйся.
— Что же не слез? — спросил Вольф.
— Та вона каже «не останавливайся». Шо я поделаю, не останавливаться же. Та и добре, що не став. За вовком раз — и хлопцы. Вовк видкрыв сундук та у викно прыгнув. Сундук палицю выплюнув, та вылетела и давай всих бити.
— А ты?
— Та Оксана побачила палицю, у ней аж все сжалося. Куди я с нее поденуся, поки не кончу. Ну мени прилетило по спине пару раз, и палиця за хлопцами вниз пишла. Вона ж тупая палка, ни глаз ни ушей, чем думает, непонятно.
— Думает она, — сказал Ян, — Немного, но думает.
— Ей из сундука-то плохо видно, хто снаружи сундук открывае. Зрозумила, поди, что всяко не ми з Оксаною, та не нас першими бити.
— Вроде того, — раскрывать образ действия дубинки Ян не хотел.
— Потим чую с двору «Не пущай их в дом», дивлюся на Оксану, а вона теж усе зрозумела. Що не нас з нею бити будут, мы-то вже в доми. Вона выгнулася, я свое дело зробил, свалився. Оксана прыг до сундука, видкрыла, а вин раз — и ее зьил.
— Как съел? — удивился Ласка.
— Вы не дивитеся, що сундук дубовый з оковками. Вин якось вперед подався, крышку пидняв, та весь выкривився, як не дубовый, а живой. Хвать, — и нема Оксаны. Я його видкрываю, та вин не видкрывается и рычит.
— Да он у меня добрый, — сказал Ян, — Пошутить решил. Я его на такое не заговаривал, это уж он сам.
— Как она открыла? — спросил Ласка, — Сундук разве не должен защищать сокровища?
— Ему надо заветное слово сказать, чтобы он открылся. Я Вольфу слово крикнул, а он сундуку сказал. Поэтому сундук его не съел, а просто открылся и выпустил дубинку. Оксана слова не знала. Сундук мог бы не открываться вовсе, но решил пошутить.
Ян наклонился к сундуку, что-то шепнул и попытался поднять крышку.
— Я уже уснул, — ответил сундук сонным голосом, — Утром приходи.
— Утром так утром, — Ян повернулся к Богдану, — Но ты не бойся, если
— Не задохнется? — спросил Вольф, — Знаю случай, когда вот так вор в сундуке спрятался, а крышка притертая. Несколько дней лежал. Пока совсем уж адски не завонялся, найти не могли.
— Не должна, — неуверенно ответил Ян.
Богдан заплакал, размазывая слезы по лицу.
— Ведьмы живучие, — успокоил его Ян, — Отродясь не слышал, чтобы ведьма задохнулась. Они даже в воде не тонут.
— А утром что будет? — спросил Ласка.
— Откроется, — ответил Ян, — То есть, для меня откроется.
— Если они раньше не найдут как перехитрить дубинку, — мрачно сказал Вольф, — А наши лошади у них на конюшне.
— Если я доберусь до конюшни, то расколдую Элефанта, и мы с ним уведем весь табун, — сказал Ласка.
— Зачем? — спросил Ян.
— Чтобы утром поменять на живую воду, а весь остальной сундук пусть оставят себе.
— Не обманут при обмене? Уйти живыми дадут?
— Они нас убить хотели за то, что мы слишком много знаем, — сказал Вольф.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Ласка, — Ян, пока расскажи, откуда ты тут взялся. Может, на мысль наведешь.
— Дело давнее, история длинная, — вздохнул Ян.
— Про наше с тобой дело я уже рассказывал. Давай дальше с того места, как ты сбежал, — сказал Вольф.
— Эта сабля на удачу заговорена.
— Знаю, на Кощееву.
— Ух ты! Вот из-за нее у вас, значит, все и началось.
— Что началось? — недовольно спросил Ласка, — Про саблю знаю, я уже и с Кощеем поговорить успел.
Ян рассказал такую историю:
Я, пока мельницу не купил, думал, что вода течет, колесо крутится, с мужиками приказчики торгуются, а сам буду только сидеть да покрикивать. Хрен там. С тех пор, как эту дубинку закончил, ложки простой не вырезал. Все хлопоты какие-то, ничего само не делается. Хоть женись, право слово.
С Люциусом я после неудачной попытки вконец рассорился. Вернулись лешие и кикиморы, в компании с бесами стали меня донимать еще больше. Я уже и к батюшке бегал, и к ксендзу. Все лето мучился. Ладно, хоть сапоги-скороходы пригодились. Как узнал, что шалят, ноги в сапоги сунул, плетку в руки, два шага и на месте. Я в монетках серебряных дырки провертел и ими плеть усилил. Как, бывало, перетяну поперек хребта, так и дым пойдет и серой запахнет.
По осени поймали мы с одним молодым монахом беса. И бес признался, что они бы может и сами ушли с моей мельницы, но Люциус не разрешает. Тогда я решил, что все-таки его ограблю. В сапогах-скороходах сбегал на разведку и посмотрел, нельзя ли еще раз заглянуть в сундук. Но Люциус добавил защиты, и спальня стала сплошным мороком, в котором сундук не обнаруживается, а заклинание на увидеть чары глаза жжет от того, сколько тут чар.