Поджог по-ирландски
Шрифт:
– Джентльмены, - старческие кости утонули в глубоком кресле с подголовником, - джентльмены, выпьем.
– Мы не будем, - сказал Кэйси.
– Не будем?
– задохнулись все вокруг, сжимая в руках бокалы.
– Мы совершаем здравый поступок и должны быть в здравом уме, - сказал Кэйси, стараясь не встречаться с ними взглядом.
– Кого мы слушаем?
– спросил Риордан.
– Его светлость или Кэйси?
– В ответ все поставили пустые бокалы на стол и начали кашлять и задыхаться. Лица их налились красным, что, безусловно
Старик между тем потягивал виски, и что-то простое и спокойное в его манере пить словно отшвырнуло их дублинскую бухту и захлестнуло волнами. Они барахтались, пока Кэйси не спросил:
– Ваша светлость, вы слышали что-нибудь о Горе-Злосчастье? Я имею в виду не Кайзеровскую войну на море, а наше собственное великое Горе-Злосчастье и Мятеж, который захватил даже наш город, наш трактир, а теперь вот и особняк.
– Множество тревожащих обстоятельств доказывают, что сейчас неблагополучные времена, - сказал его светлость.
– Я хочу сказать, что чему быть, того не миновать. Я знаю всех вас. Вы на меня работали. Я думаю, что достаточно вам заплатил.
– В этом нет сомнения, ваша светлость.
– Кэйси выступил вперед.
– Но старым порядкам приходит конец, и мы уже слышали о том, как старые дома под Тарой и крупные поместья под Килламандрой пылают во имя независимости.
– Чьей независимости?
– спросил старик, смягчившись. Моей? Во имя освобождения от обязанностей по домашнему хозяйству? Ведь мы с женой носимся по этому дому с быстротой воды в унитазе. Или... впрочем, продолжайте. Когда бы вы хотели сжечь этот особняк?
– Если это не очень побеспокоит вас, сэр, то прямо сейчас, - сказал Тимолти.
Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.
– Ну, милые мои!
– сказал он.
– Конечно, если это неудобно, мы можем прийти попозже, быстро произнес Нолан.
– Попозже! Что вы мелете?
– воскликнул Кэйси.
– Мне очень жаль, но, пожалуйста, позвольте я все вам объясню. Леди Килготтен сейчас спит, и мы ожидаем знакомых, которые отвезут нас в Дублин на премьеру пьесы Синга.
– Это чертовски хороший писатель, - сказал Нолан, - и...
– Отойдите!
– приказал Кэйси.
Люди отступили назад. Его светлость продолжал говорить голосом хрупким, как у мотылька:
– Мы планировали устроить здесь ответный обед на десять персон. Я надеюсь, вы позволите нам подготовиться к завтрашнему вечеру?
– Нет, - отрезал Кэйси.
– Подождите!
– возразили остальные.
– Поджог - это само собой.
– сказал Тимолти.
– Но надо же поступать разумно. Я хочу сказать, что вот они собрались в театр, а не увидеть пьесу - это ужасно. К тому же обед приготовлен, не пропадать же ему, уж лучше все съесть. И гости придут. Будет трудно их всех заранее предупредить.
– Именно об этом я и думал, - сказал
– Да, я знаю!
– воскликнул Кэйси, скользя руками по щекам, скулам, губам, закрывая глаза и растерянно отвернувшись, - Знаю я, но поджоги не откладывают, их нельзя перенести, это же не чаепитие, черт побери, их нужно делать, когда задумано, вовремя.
– Вот и делай, если спички не забыл, - пробурчал Риордан. Кэйси аж взвился, казалось, он вот-вот ударит Риордана, но вовремя сообразил, что тот, в сущности, прав.
– Кроме всего прочего, - заметил Нолан, - та мисс наверху, она замечательная леди, и было бы несправедливо лишать ее в эту ночь развлечений и отдыха.
– Вы очень любезны.
– Его светлость наполнил ему бокал.
– Давайте проголосуем, - предложил Нолан.
– Дьявол, - прорычал Кэйси.
– Я наперед знаю результаты голосования. Всех устроит завтрашняя ночь, черт бы ее подрал.
– Благодарю вас, - произнес старый лорд Килготтен.
– На кухне для вас будет приготовлена холодная вырезка. Вы сначала зайдите туда, может быть, вы будете голодны, а ведь работа предстоит нелегкая. Приходите завтра, скажем, часов в восемь вечера. К тому времени я увезу леди Кирготтен в Дублин в отель. Я не хочу, чтобы она заранее узнала, что ее дома больше не будет.
– Господи, да вы настоящий христианин, - пробормотал Риордан.
– Давайте не будем об этом особенно говорить, - сказал старик.
– Я уже считаю все это совершившимся фактом, а я не склонен жалеть о прошлом никогда, джентльмены.
Он поднялся. Подобно старому слепому пастуху, пасущему своих агнцев, он удалился в холл, а за ним, семеня мелкими шажками, последовало разбежавшееся, но благополучно собравшееся вновь стадо.
Уже почти у дверей лорд Килготтен краем затуманенного старческого глаза как будто заметил нечто и остановился. Он повернулся и задумчиво уставился на портрет итальянского дворянина.
Чем дольше он смотрел, тем заметнее было, как у него дергаются веки, а губы шевелятся, словно произносят непонятные никому слова.
Наконец Нолан не выдержал и спросил:
– Что это, ваша светлость?
– Я вот только подумал, любите вы Ирландию или нет.
– Праведный Боже, конечно, да!
– хором ответили все. Разве нужно об этом спрашивать?
– Я тоже, - приветливо молвил старик.
– А любите ли вы то, что в ней есть, то, что существует на ее земле, ее достояние?
– Что толку об этом говорить, - ответили все.
– Тогда меня вот что беспокоит. Вот портрет кисти Ван-Дейка. Он очень старый, очень хороший, уникальный и дорогой. Это, джентльмены, наше национальное достояние.
– Это что, взаправду так?
– спросили они и сгрудились вокруг портрета.
– Господи, это прекрасная работа, - сказал Тимолти.
– Лицо-то какое, - заметил Нолан.
– Смотрите-ка, его маленькие глазки, кажется, так и следят за вами, - сказал Нолан.