Поединок на атолле

Жемайтис Сергей Георгиевич

Будь Розовый Ганс на ногах, вряд ли мы его сняли бы с гибнущего корабля. Хотя здесь и мало логики, но так, наверное, и случилось бы.

В чреве корабля что-то треснуло. Мы отрубили ванты, связывающие корабль с нашим плотом, и стали отталкиваться от борта веслами и шестом. Грузный плот еле двигался, к счастью, помог ветер, и мы отошли на безопасное расстояние, когда нос «Лолиты» скрылся под водой и стали медленно уходить в глубину две оставшиеся мачты.

На гибель судна было так же тяжело смотреть, как на кончину живого существа.

Чуть посвистывал пассат, еще больше

подчеркивая траурную тишину, стоящую над океаном.

Неожиданно все мы вздрогнули от хриплого крика: кто-то остался на корабле и взывал о помощи.

Ван Фу ахнул, протянул руку к тонущему кораблю и сказал со слезами в голосе:

– Посмотри там Чен сидит! Сичас иво пропади! Как иво спасати?

По кончику бизань-мачты поднимался сиамский кот и орал так, будто исполнял свою предсмертную песню.

– Он нас просит спасать, как будем делать? – простонал Ван Фу и, не дожидаясь ответа, закричал коту: -Зачем плакать, сейчас будемо спасати! Чен пропади нету! – и перевел эту ободряющую фразу на китайский язык.

Кота чуть было не затянуло в воронку, он скрылся совсем под водой, но вдруг вынырнул и под наши ободряющие крики поплыл к нам. Как мы боялись, что его проглотит акула! Одна из них заметила легкую добычу слишком поздно. Мокрого кота Ван Фу уже прижал к груди, когда она пронеслась мимо плота, и Жак пустил в нее автоматную очередь.

Гладя кота, кок стал пояснять мне поведение своего любимца:

– Чен шибка боялся. Кругом кричи, бах-бах! Изо не любит, когда война. Чен ночью крыса лови, днем спати на мачте. Там, где парус. Какой кошачий люди, так совсем можно голова потерять.- Он обратился к дрожащему коту: – Тебе всегда надо посмотри кругом, как дела. Все время спать – худо дело!

Думаю, что с этого памятного дня вера Ван Фу в переселение душ сильно поубавилась, кот оказался не на высоте и как предсказатель, зато у кока не было существа дороже, чем этот забавный зверек.

Еще несколько часов ушло у нас на доводку нашего суденышка. Чтобы плот был более мореходным, Жак предложил обрубить концы мачт, утяжелявшие его. Мы это и сделали, а обрубки подвели под плот и надежно закрепили. Теперь нам был не страшен свежий ветер или даже небольшой шторм, а главное, можно было поставить парус. Что-то похожее на мачту мы соорудили из весел и шестов, а парус из брезента. Я вспомнил свое первое плавание на плоту. Насколько тогда мне было тяжелей одному!

Все время, пока мы возились с плотом, Розовый Ганс лежал, притворившись спящим. Лучшего он ничего не мог придумать, потому что страсти у нас еще были накалены, и начни он вмешиваться в наши дела, ему бы не поздоровилось. А так он нас полностью обезоружил. Вскоре он и на самом деле захрапел, да так, что сиамский кот, сидя на плече у Ван Фу, вздрагивал и посматривал недобрым взглядом на спящего пирата.

– Мы движемся! – воскликнул Жак.- И совсем неплохо!

– Как черепаха,- добавил Ван Фу. Теперь у нас повышались шансы встретить корабль или пристать к одному из коралловых островов. Словом, надежда подняла нас на своих крыльях. В довершение к нашим удачам, в одном из картонных ящиков оказались баночки с ананасным соком, а в другом – печеночный

паштет.

Как только банки были раскрыты, храп мгновенно прекратился. Розовый Ганс сел и жадно втянул носом аппетитные ароматы.

– Я, кажется, уснул? – спросил он голосом

смертельно больного.- Как меня треснули по балде! – Он осторожно ощупал голову и заявил, как о ценном открытии: -Цела! От такого удара голова слона могла разлететься на четыре части, а у меня – только трещит.- Позвольте! Да вы собираетесь обедать? Ну и молодцы, как вы здорово подготовили ананасный сок! – Он схватил банку и, наверное, осушил бы ее всю, да Ван Фу отнял у него и прочитал длинную нотацию.

Розовый Ганс только усмехнулся и обратился ко мне:

– Этот цветной еще будет меня учить!

Вмешался Жак. Он сказал:

– Мы спасли тебя не для того, чтобы ты портил нам жизнь. Слушай внимательно наши условия. За нарушение их мы сбросим тебя за борт.

Розовый Ганс опешил, услышав из уст Жака немецкую речь, все же выдавил:

– Что еще за условия?

– Во-первых, я здесь капитан. Все мои приказания – закон. Их будет немного. Первое – всеми продуктами распоряжается кок, он будет выдавать каждому паек. Второе – ты не имеешь права дотрагиваться до оружия. Третье – ты не будешь нести вахту.

– Почему?

– Я и мои друзья не можем доверить тебе свою жизнь.

– Ну а если я нарушу эти ваши условия?

– За борт!

– Вот теперь мне все ясно. Буду наслаждаться плаванием, как на лайнере.

– Боюсь, что не всегда. Ты наравне со всеми, а иногда и по моему приказанию, будешь выполнять аварийные работы.

– Так, понятно – я буду вроде подвахтенного на этом вшивом поплавке.

Пока Жак оглашал законы и объявлял нашему пассажиру его обязанности, Ван Фу разделил паштет на пять частей, пятая, поменьше, предназначалась для сиамского кота.

– Как это тебе нравится,- говорил Розовый Ганс, уписывая паштет,- нам придется, может быть, хлебать соленую воду, а этой паршивой кошке мы скормим все запасы.

Пират явно искал моего расположения, он надеялся, что расовые чувства во мне перетянут и мы с ним объединимся, как белые против двух цветных. Он не мог себе представить, что людей с разным цветом кожи могут связывать дружеские чувства. Когда я ему не ответил, он понимающе подмигнул: дескать, поговорим при более удобном случае, а пока пошевели мозгами.

Чен с аппетитом съел паштет. Не отказался он и от ананасного сока. Пообедав, долго умывался, сидя у ног хозяина, затем заснул у него на руках. Ван Фу нес первую вахту, стоя возле мачты. Мы с Жаком сидели на пробковых матрасах. Розовый Ганс разлегся поперек плота.

Вахтенный крикнул:

– Дым! Параходи ходи!

Мы с Жаком вскочили, Розовый Ганс остался лежать.

– Иво далеко ходи,- печально сказал Ван Фу,- ничего не видно, только дым.

Дым держался, как облако. Ветер стих. Улеглась зыбь. Вода стелилась голубовато-серой гладью, как на большом озере. Мне еще никогда не приходилось наблюдать такую гармоничную тишину в океане. Всегда он волнуется. Даже в полный штиль идут и