Поединок над Пухотью
Шрифт:
— Солдат, а солдат, вставай, пора!
Он поймал ее руку, потянул к себе…
— Ни к чему это, миленький, — сказала она шепотом, — не ровен час, нагрянут немцы, пропадем ведь. Ты вставай, повечеряй, а там я тебя до реки провожу.
Щурясь от огонька светильника, он торопливо ел холодную картошку, которую, ободрав с нее кожуру, подавали ему ласковые руки женщины.
— Сыночек был у меня, — рассказывала она, не поднимая глаз, — месяца нет, как помер. Закопала в снег… Могилку-то ведь ладить некому да и нечем. Земля как камень.
— Вы с ним тут и жили, с сыном-то?
— Тут, где же еще! — Она долго молчала, прежде чем выговорить самое главное. — Муж ведь у меня есть…
— Муж?
Она еще ниже наклонила голову.
— В Красной Армии служит. — Она судорожно вздохнула, бросила очередную картофелину. — Он там, на фронте, а я здесь…
— Ладно, не переживай, — сказал Сашка, — вернется, будет у вас все чин-чинарем. Звать-то как?
— Семеном. А по фамилии Драганов.
Сашка поперхнулся картофелиной.
— Как?!
— Чего как? Драганов Семен Михайлович, командир. Чего уставился? Не веришь?
— Верю…
— «Верю», а бельмы таращишь. Небось думал, гулящая? Все вы, мужики, глупые… Правда, не расписанные мы. Без сельсовета обошлось. Не было тогда уж сельсовета, немцы разогнали.
— Писал? Семен, спрашиваю, писал?
— Куда писать, дурачок? Часть ихняя тут, недалеко, стояла, потом немцы наступили и заняли нас. А их окружили. Потом командир ихний спрашивает, кто, дескать, знает дорогу? Чтоб проводили, значит. Места у нас гиблые. Кто дороги не знает, лучше не соваться, в аккурат в трясину попадешь. А не то — просто заблудишься. Сколь разов такое бывало…
— Так это ты их вывела?
— Я. Места мне с детства знакомые. Отец тут лесником был. Мы не здесь, на хуторе жили. Большое хозяйство было. Да и семья не маленькая: отец, мать, две сестренки, братовьев пятеро. Теперь вот одна осталась. — Она отвернулась в угол, вытерла слезы концом платка. — Вспоминать, только душу травить…
Стрекалов понемногу успокаивался.
— Семен тебе номер полевой почты оставил?
— Не успел, должно быть, сказать. Меня одной рукой обнимал, а другой за автомат держался, такая жизнь у нас с ним была… Ладно, пойдем, темно уж. До реки доведу, а там сам ступай. Дойдешь, чай, потихоньку-то? Ну, чего застыл? Гляди, немцы завсегда об эту пору по избам шарят.
— Вместе пойдем, — сказал он, — нельзя тебе здесь оставаться.
— А это уж не твое дело.
Он взял ее за плечи.
— Почему не идешь к нашим? Кругом все освобождено, люди колхозы восстанавливают, весной сеять будут.
Она сердито дернула плечом.
— Убери лапы. Думаешь, если одна, так все можно…
Он разозлился.
— Говоришь, немцы заходят?
— Бывали. Часть тут у них. А может, и не одна.
— Как это они молодую красивую бабу не тронули?
— Не до баб им. Насчет жратвы промышляют. В чем душа держится. Да и хитрые мы. Ты меня днем видел? Старуха. Все тут такие. Волоса
— Ты мне зубы не заговаривай. Отвечай, почему не уходишь?
Она молчала.
— Может, из-за сына? Так ведь его нет. Вернешься весной, сделаешь что надо, а теперь чего тут торчать? Слушай, неужто из-за Семена?
Она мгновенно преобразилась.
— Да. Из-за него, — досадуя на свою слабость и стыдясь Сашки, крепко вытерла слезы ладонью. — А где мне его еще ждать? Почты для нас с ним нет…
— Обожди, не плачь.
— Я не плачу. Идем, парень, очень тебя прошу. На душе тревожно как-то…
— Вот что, забирай шмотки и идем вместе.
Она исподлобья, враждебно глядела на него.
— Нельзя тебе здесь оставаться. Скоро тут такое начнется… А там, за рекой, устроишься в деревне, хозяйство заведешь и жди себе.
Она упрямо качнула головой, пошла к двери. Он понял, что иного выхода нет…
— Глаша!
Она замерла на месте, но еще долго не оборачивалась, боясь, что ослышалась, потом подошла к Сашке, заглянула ему в самые зрачки.
— Откуда мое имечко знаешь, солдат? Или я его тебе называла?
— Называла, — поспешно соврал он. Она покачала головой.
— Неправда. — И вдруг крепко схватила за телогрейку: — Солдат, миленький, скажи, откуда? Богом прошу, скажи! Ну хочешь, я перед тобой на колени встану? — Она и в самом деле упала перед ним на пол, охватила его сапоги руками. — Не томи душу, не видишь, изболелась вся. Только он один мое имечко знает. Да говори же! Он сказал, да?
— Ну он, чего кричишь? Дружки мы с ним. В одной части служили.
Она, как подброшенная пружиной, вскочила на ноги.
— Пошто сразу не сказал? У, пустоголовый! — Вздохнула, как человек, сбросивший с плеч непосильный груз. — Ну вот, теперь и уйти можно. Семен-то где сейчас? Найдем мы его? — говоря это, она лихорадочно собирала вещи, завязывая все в большой узел. — А ты все-таки олух царя небесного, парень, хоть обижайся, хоть нет. Жены-то нет? И не будет. Бабы таких не любят. Вот мой Сема… Ну как он там? Голодает небось? Обо мне-то хоть вспоминает? Да не стой столбом, помогай! Звать тебя как? Семен называл одно имечко… Александром? Ну пошли, Александр, больше нам тут делать нечего.
У двери она обернулась, обвела прощальным взглядом свою конуру, закусила губу, чтобы не расплакаться.
РАДИОГРАММА
«Пугачеву
Сегодня, 13.12.43, в 0,47 в ваше распоряжение направлены следующие части и подразделения: 230-й Отдельный танковый батальон (командир гвардии подполковник Синицын), батарея СУ-120 (командир гвардии капитан Кравченко), один ИПТАП 210 (командир майор Быков), а также два батальона 530-го с. п. под командованием капитана Рустамова.