Поединок над Пухотью
Шрифт:
— Я, по-видимому, легко ранен, — сказал Тимич, — так что могу остаться…
— Положено, значит, будет тебе кантовка в госпитале, — возразила девушка. — Кто махоркой угостит, мужики? — Один из сидевших протянул ей кисет, девушка умело свернула цигарку, прикурила от трофейной зажигалки. — Кабы не мы, эсэсы бы вам кишки выпустили. Лагутин, пойди глянь, не пришли ли машины, а то легкораненые насядут, тяжелых не запихнешь…
Хозяин кисета вышел.
— А ваши тоже здесь? — спросила санинструктор, показав на нары.
— Не
— Отправим всех! — Она засмеялась, оглядывая его перепачканное землей лицо. — Недавно на передке? Оно и видно. Куда ранило? Смотрел кто или нет? Чего молчишь? Своих-то я всех осмотрела. А ну, скидовай штаны! Да не красней, не девочка! — она ловко, не дожидаясь, когда он это сделает сам, расстегнула ремень, пуговки на брюках, развязала тесемки кальсон и принялась мять бедро сильными пальцами. — Про ранение кто сказал? Нет у тебя никакого ранения. Похоже, перелом бедра. Тоже не сахар. Полгода как пить дать проваляешься.
— Неужели?
Она кивнула, шлепнула его по мягкому месту.
— Да ты вроде еще не навоевался! Ну даешь!..
— Вот ты где, Морева! — В землянку протиснулся старший сержант с автоматом на груди и противотанковой гранатой, оттягивающей ремень до паха. — А вы чего расселись? А ну, быстро в роту!
Солдаты по одному стали выходить из землянки.
— Капитан с ног сбился, тебя ищет, — сказал сержант. Девушка тряхнула короткими кудрями.
— Пусть ищет, умней будет, а то давеча опять орал, пистолетом грозился…
— Не лезь под горячую руку, ты его знаешь. Танки прут, а ты со своими ранеными… — Он неприязненно покосился на Тимича. — Тебя к артиллерии насовсем прикомандировали или как?
— А ты не видел, чего творилось? Хорошо, наша рота подоспела, а то бы всех перекрошили.
— Ну рота — ладно. А ты чего? Сделала дело и давай к своим.
— У них санинструктора убило.
— Найдут без тебя. Капитан, знаешь, как переживает…
— Нужны вы мне со своим капитаном! — Она резко встала, надела шапку, поправила ремень санитарной сумки. — Вот захочу и насовсем у них останусь! А что, лично приказ командира полка — не хочешь? Чего глядишь? Может, мне здесь нравится!
Старший сержант посмотрел в сторону Тимича.
— Да это ж салаги. Молоко на губах не обсохло.
— Ну и что? Может, мне ваши матюки слушать надоело, с культурными людьми хочу побыть! — Она в самом деле метнула на Тимича взгляд, полный жгучего интереса. — Ладно, иди уж, верста коломенская!
Они вышли вместе. Рядом с Тимичем кто-то стонал и просил пить. По развалившимся глиняным ступеням скатился Гречин, долго осматривался, пока разглядел Тимича.
— Ты тут! А я, понимаешь, людей послал землянку раскапывать. Думал, тебя засыпало…
— Пехотинцы перенесли. Николай, тут у них такая девушка….
— Перевязку сделали?
— Да черт с ней, с перевязкой, ты слушай сюда…
— Наши недалеко, в землянке взвода
— Перелом. Говорят, хуже ранения.
— В госпитале отоспишься, отъешь ряшку. Может, еще и женишься. Да, чего ты тут насчет какой-то девушки…
— Ничего. Что там на огневой? Отбились мы? Чего ты молчишь? Если тихо, значит, отбились. А бой-то идет! Я ведь слышу. Только не пойму где…
В землянке стоял полумрак, и Тимич никак не мог разглядеть выражение лица комбата.
— Понимаешь, Жора, — сказал наконец тот, — пехотинцы, конечно, молодцы, классно сработали… Танков в данный момент на нашем участке тоже нет… — Он вдруг повернулся и сам приблизил свое лицо к Тимичу: — В тылу стреляют! В нашем тылу орудия бьют! А связь не работает, все кабели гусеницами порвали, не могу связаться с дивизионом. Бойцы говорят, будто батареи Самойленко и Левакова раскатали по бревнышку! Теперь вот в тылах неизвестно что. Может, откуда-нибудь со стороны ударили?
Оба с минуту прислушивались к канонаде.
— Коля, прикажи поднять меня наверх, — попросил Тимич.
— Не валяй дурака.
Гречин быстро ушел. Тимич откинулся на спину, прикрыл рукой глаза. Толкая друг друга, в землянку ввалились раскрасневшиеся от мороза Носов, Уткин, Грудин, Кашин и Моисеев, наперебой занимали места возле печки.
— Кашин, чтоб печка была в порядке, не то наш взводный дуба даст.
Кашин — все, что касалось еды или тепла, он выполнял проворно — выскочил наружу и через минуту вернулся с патроном под мышкой. Тут же, на глазах у Тимича, треснули гильзой о деревянный столбик, достали миткалевый мешочек с порохом и принялись совать в печку длинные желтые макаронины.
— Матчасть приведите в порядок! — недовольно произнес Тимич. Пока что он здесь был командиром…
Все промолчали.
— А у Кашина морда в крови! — грустно заметил Моисеев. Кое-кто нехотя повернулся.
— Из уха текет, — определил Гусев, — обыкновенное дело. Рот надо раскрывать, когда стреляют!
И опять замолчали, сонно глядя на огонь. Только Моисеев сидел бледный, как давеча, когда убило Сулаева, пускал слюни. Его опять тошнило.
Осаживая на полном скаку, подъехал верхом командир дивизиона, соскочил с лошади, согнувшись, втиснулся в землянку.
— Загораем? Ничего сидите.
Свои и чужие потеснились, уступая ему местечко возле тепла, но он не сел, стоя шарил глазами по нарам, заваленным ранеными. Вернулся Гречин, доложил обстановку. Личный состав, по его словам, приводил в порядок материальную часть…
— А сколько у тебя орудий осталось? — спросил с надеждой Лохматов.
— Одно, — ответил Гречин. — Да еще у одного хотим ствол опилить. Может, что и получится.
Помолчали. В свете потухающих огней и без того красное лицо Лохматова казалось багровым.