Поединок. Выпуск 2
Шрифт:
По адресу, который — после долгих уговоров — дала мне Пегги, «вероотступника» из ИТТ не оказалось. Дом в зеленом пригороде Вашингтона он продал и переехал в меблированные комнаты в районе, пользующемся не самой лучшей репутацией у столичных жителей.
Насупленные лица прокопченных кирпичных зданий. Зданий-близнецов, зданий-горемык, построенных где-нибудь в тридцатых годах по убогому проекту незадачливого архитектора-урбаниста... Грязный крикливый бар на углу. Мусор... Бездомные кошки... Рукодельная вывеска: «Румз ту лет» — «Сдаются комнаты»... У лифта я посторонился, пропустив выпорхнувших из кабины трех деловитых красоток с томно ищущими глазами (мини-шорты, модные сетчатые кофты — в стиле «смотри насквозь» — на голом теле). На самом верхнем, шестом этаже, в
— Вы ко мне с рекламным объявлением? — сверкнул зубами в любезной улыбке седой моложавый джентльмен, затягивая витой шнур домашней вельветовой куртки. — Располагайтесь... Я сейчас, извините.
Через несколько минут он вернулся в столовую уже тщательно, хотя и не по возрасту броско одетый (кремовый летний костюм, лиловая сорочка и широкий галстук, расцвеченный оранжевыми орхидеями). Приглаживая длинные прямые волосы (концы их упрямо топорщились над воротом пиджака), повторил вопрос:
— Так что собираетесь рекламировать?
Я представился. Сослался на знакомство с мисс Меллоуз. Дал понять, что мне известно о его изгнании из телефонно-телеграфного рая. Поинтересовался значением загадочных литер Си-Ар-Би-Эс.
— Литеры расшифровываются просто: Столичная Радиостанция Билла Смазерса.
— Вот как. Значит, вы процветаете? — Я украдкой глянул на просиженный диван с выпирающими пружинами. Прочая мебель в комнате была не лучше.
Смазерс перехватил мой взгляд:
— До подлинного процветания еще далеко. Но просперити придет! Я верю в успех.
Начать все заново, от нуля! — каким завидным запасом энергии и упорством должен обладать этот человек, тридцать долгих лет успешно делавший карьеру и вдруг дошедший до полного ничтожества. После увольнения он не мог найти работу по специальности. («Боссы ИТТ позаботились, чтобы мое «скандальное дело» стало известно директорам других компаний».) Сбережений закоренелого холостяка хватило бы от силы на два года. А дальше что? Тут Биллу подвернулся случай — спившийся хозяин крохотной радиостанции вознамерился сбыть с рук опостылевшее, хотя и небездоходное дело. Купил. («Пришлось продать дом, машину новую».) Весь штат — он сам («Директор, репортер, диктор — един в трех лицах») да парнишка-рассыльный. («Он же секретарь-машинистка».)
— Ублажаю себя тем, — кривил Смазерс губы в недоброй усмешке, — что особенно охотно беру заказы на рекламу от злейших конкурентов ИТТ. Да иной раз в обзорах новостей, если речь заходит о делишках бывшей моей работодательницы, пну ее, проклятую, и на сердце легче...
— Многое, должно быть, знаете о закулисных махинациях «Интернэйшнл телефон энд телеграф»? В Чили, например? — я подбросил головешку в костер не забытых и не прощенных Смазерсом обид.
— Еще бы! Именно на Л-стрит, 1707, спланирована чилийская операция. Я, когда там работал, постоянно был в курсе всех важнейших директив высокого начальства. Не миновали меня и сводки от Дика Маккензи, начальника департамента социологических исследований филиала компании в Сантьяго. Каждое утро их просматривал, прежде чем явиться с докладом к Драйвуду...
— Бедняга Дик! Тоже лишился своего места...
— Мне бы его печали! — взорвался Билл. — Сыскное бюро, которым он руководит, куплено на денежки ИТТ. И зарплату он получает от фирмы исправно. Не знаю, часто ли заглядывает наш пинкертон в постели нарушителей супружеской верности и сколько на его счету раскрытых адюльтеров, но то, что он сам состоит в тайной связи с противниками Народного единства и, если хотите, руководит их подрывными действиями — факт непреложный.
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным», — словами евангелиста Луки подумал я, слушая разоблачения Билла Смазерса. Фрагментарные мои сведения о происках противников правительства Альенде дополнялись новыми деталями и штрихами, складываясь в объемную панораму широкого заговора под уже известным мне кодовым названием «Кентавр». ИТТ вкупе с американскими медными королями и прочими промышленно-финансовыми магнатами —
— Чилийские вооруженные силы, не в пример другим в Латинской Америке, привержены Конституции. Сомнительно, чтобы они ее нарушили, — заметил я.
— Это соображение принимается в расчет. Потому в оркестровке переворота и предусматривается несколько вариаций на заданную тему. А чтобы эти замыслы успешнее претворить в жизнь, в ход пущены вспомогательные средства — террористические акты, диверсии, саботаж, распространение панических слухов и запугивание населения «ужасами коммунизма». Наш департамент социологических исследований составил, например, анкету, которую правые — выдавая себя за представителей городских властей — распространяли среди обеспеченных чилийцев. Были в ней и такие, если не изменяет память, провокационные вопросики: «Готовы ли вы поделиться частью своей жилплощади с семьями бедняков из кварталов нищеты? Сколько человек вы сможете принять на подселение? Обладаете ли вы уживчивым и общительным характером? Согласитесь ли вы разрешить подселенцам пользоваться вашим автомобилем, телевизором, холодильником и кухонной посудой?» Это, мистер О’Тул, лишь одна из фальшивок, печатавшихся на деньги ИТТ. Но самая грандиозная фальшивка припасена на будущее — далекое ли, близкое, не берусь судить. Она предназначена для морального оправдания действий заговорщиков во время и после переворота путем компрометации правительства и активистов Народного единства. Пишется так называемая «Белая книга», стержнем которой явится некий план «Зет».
— Слыхал я, слыхал о нем. Дурно пахнущий документ.
Билл помрачнел:
— Да, сейчас мне делается мерзко при одной лишь мысли о том, что сам пачкал руки в этом дерьме.
Мусор. Бездомные кошки. Мутный свет фонаря. На углу у грязного крикливого бара Уильям Смазерс, директор Си-Ар-Би-Эс попрощался:
— Мне направо. Жаль, что у вас нет времени взглянуть на мою радиостанцию, мистер О’Тул. — И неожиданно добавил: — Ничего, я когда-нибудь выплыву!
Еще в Вашингтоне мне стало известно из газет, что сбылось предсказание Монти — 26 июля в Чили забастовали пятьдесят тысяч владельцев грузовиков и автобусов. Теперь-то было ясно, из какой кормушки подкармливались саботажники.
Сантьяго, когда я туда вернулся, выглядел осажденным городом. Из-за инспирированной правыми стачки усилились перебои в снабжении населения товарами; лихорадило заводы и фабрики, испытывавшие нехватку сырья; то один, то другой район столицы погружался во мрак. Выстрелами осадных орудий звучали — по ночам и на рассвете — взрывы бомб у зданий партий Народного единства, в домах лидеров и активистов правящей коалиции.
— Это похоже на прелюдию к вооруженному выступлению реакции. Но у мумий ничего не выйдет — лишь бы армия осталась верна своему долгу, — как-то за завтраком в «Каррера-Хилтон» сказала мне Глория.
В августе мы с ней виделись очень редко. После университетских занятий (или вместо них) она со своими товарищами охраняла от террористов и провокаторов шоферов-добровольцев и отказавшихся примкнуть к забастовке водителей, помогала разгружать товары на автостанциях, участвовала в работе по контролю за распределением продовольствия. Уставала, недосыпала. Лицо ее осунулось, побледнело.
В последних числах месяца мне удалось уговорить Гло уехать на два дня в Топокальму — отдохнуть хоть немного. Жак, неведомо зачем, укатил в ту пору на Огненную Землю.