Поединок. Выпуск 2

Семенов Юлиан Семенович

— С Апполоновым особенно не развернешься.

— Переправим его с Машей поглубже в лес. На немцев, если подкараулить у тропы, одной очереди хватит. И четыре автомата наши. А?

— Нашумим. Надо разузнать, есть ли у них собаки, и уж тогда действовать. И не забывай: немцы кругом, на десятки, может, на сотни километров...

— Ускользнем: леса-то какие кругом.

— Может, и ускользнем... Завтра вылазку сделаем. И прошу тебя: и ты за шкипером поглядывай в оба. При первом же случае в деле его проверим. — Пока Ратников ни в чем вроде бы

и не соглашался с Быковым, но и не возражал ему, прислушивался, понимая, что он — человек нетерпеливый, горячий. Он не хотел ничего делать сгоряча, потому что не раз уж обжигался второпях. «Завтрашний день покажет, — подумал. — Надо посмотреть, что в этом селе делается».

Как же сладко спалось Ратникову этой ночью! После минувшей горькой недели, которая длилась вечность, — маленький плацдарм у реки, гибель ребят, Панченко, плен, несколько дней в концлагере, побег на барже — эта ночь в шалаше была для него немыслимо прекрасной. Запахами моря и хвои, сочным лесным воздухом исходила эта ночь, и он спал как убитый, даже во сне ощущая, как возвращаются, приливают силы. Наверное, он мог проспать бы не одни сутки кряду, досыпая за все, что не доспал. Но после вахты, которую отстоял, сменив шкипера, прошло только чуть больше двух часов, и кто-то уже — он никак не мог сообразить, кто же это? — настойчиво все звал и звал его, теребя за плечо.

— Старшой, старшой, — торопливым шепотом будил его Быков. — Немец на берегу. Немец, да слышишь же? Подымись!

— Какой немец? — проснувшись наконец, встрепенулся Ратников. — Ты что?

— Идет откуда-то с другой стороны. Берегом. Сел недалеко от шлюпки, переобувается.

— Вооружен?

— С автоматом. Брать будем?

— Постой. — Сон мигом слетел с Ратникова. Он толкнул шкипера, и все трое осторожно выбрались из шалаша.

Немец сидел на валуне, у самой воды, спиной к ним. Одну ногу, видно, уже переобул, но дальше что-то не торопился, — не двигался, смотрел, как из-за моря вставало солнце. Может быть, что-нибудь вспоминал, пригретый ранними лучами. Автомат лежал рядом, на камне.

— Будем брать? — спросил опять Быков.

— Хватятся, искать будут.

— А если на нас напорется? Или шлюпку увидит?

— Берегом идет, на могилу Федосеева наверняка наткнется, — сказал Ратников. — Черт его принес. Надо брать. Только тихо, без выстрела.

Быков дернулся было вперед из-за бугорка, но Ратников придержал его. Приказал взглядом шкиперу: «Давай!»

Глаза шкипера, еще полусонные, нетерпеливо, азартно вспыхнули, сверкнула финка в руке. Он скользнул за бугор и пропал — только кустарник следом зашевелился.

— Ловкий, дьявол, — одобрительно заметил Ратников, прилаживая на всякий случай автомат.

— Привычный, видать... — сдержанно сказал Быков.

Шкипер миновал кустарник. Оставалось еще покрыть метров тридцать прибрежной, почти голой полосы, покрытой галечником, разбросанными валунами. Хруст галечника уже мог выдать его. Но немец сидел спокойно. Если он обернется и потянется за

автоматом, Ратников срежет его одиночным выстрелом. Промаха не будет, а вот выстрел могут услышать.

Шкипер поднялся и, пригнувшись, стал подбираться к нему, скрываясь за валунами.

— Черт его принес, этого фрица, — сердился Ратников. — Топал бы своей дорогой. Жить, что ли, расхотелось?

— Выудим что-нибудь, — произнес Быков.

— Палка о двух концах: можно выудить, а могут и нас из-за него выудить.

В шалаше вдруг громко застонал Апполонов. Немец мгновенно обернулся, потянулся за автоматом.

— Все! — с досадой шепнул Ратников. — Придется стрелять.

Но в тот же миг из-за камня выпрыгнул шкипер, почти из-под руки у немца выхватил автомат, ударил его в грудь ногой. Немец опрокинулся, раскинув руки, с криком упал в воду.

Ратников и Быков кинулись к нему.

— Не ори, зараза! — ругался шкипер, вытаскивая немца из воды. — Не хочешь подыхать — не ори!

Немец удивленно таращил глаза на полуоборванных людей, каким-то чудом очутившихся на берегу. Его усадили в кустах, возле шалаша, успокоили, что, дескать, убивать его не собираются, если он честно ответит на все вопросы. Он согласно кивал, приходя в себя, на лице его даже улыбка появилась, и он все в растерянности поглядывал то на шкипера, то на свой автомат у него за спиной.

— Было ваше, стало наше! — пояснил шкипер и перевел ему это или что-то подобное.

Оказалось, шкипер довольно сносно владеет немецким. Он почти свободно объяснялся с пленным, то грозил ему пальцем, то подносил к носу увесистый кулачище. Но на лице у немца не было уже страха: видно, понял, что убивать его действительно не собираются. Он даже попросил закурить.

— Ах, сволота! — сказал Ратников. — Ну-ка, спроси: откуда шел?

— С хутора Гнилого шел, говорит, — переводил шкипер. — Послали в село с устным донесением к коменданту: нынешней ночью на хуторе убит староста.

— Кто же это его?

— Спрашивает, не мы ли? Значит, говорит, партизаны. На хуторе их, немцев, всего четверо, и его послали в село просить помощи у господина коменданта.

— Сколько отсюда до хутора?

— Три с небольшим километра. Берегом, потом лесом.

— Связь с селом есть? Какой там гарнизон?

— Нет, а то зачем бы его послали туда... Гарнизон около пятидесяти человек.

— Партизаны есть в этих местах?

— Раз старосту убили, значит, есть. Он лично не знает.

— Что будет с хутором?

— Господин комендант строгий человек. Но он, — шкипер кивнул на пленного, — самый мирный из всех немцев. Так он уверяет. Воевать заставили, дома у него жена и двое малышей.

— Спроси-ка: где теперь советские войска?

— Фронт ушел далеко на восток — на сто пятьдесят и больше километров. Ближе нет.

Ратников с Быковым тревожно переглянулись.

— Где еще расположены немецкие гарнизоны?

— В основном вдоль побережья. Но они значительно дальше.