Поединок. Выпуск 2
Шрифт:
— Что-то случилось, — насторожился Быков. — Не с Машей ли?
— Какой же я дурак! — забеспокоился Ратников. — Лучше бы сам лохмотья какие напялил...
— Самого тебя тут же схватят: одни старики да бабы в селе.
— Слушай, боцман, надо идти! Ты в форме, посмотри на себя — настоящий немец. А я — задами.
— В капкан оба полезем?
— Ах, черт возьми! Что же делать?
Наконец солдаты выстроились, с крыльца сбежал, должно быть, командир, взмахнул рукой, и обе шеренги, повернувшись направо, побежали вдоль улицы.
— Чего бы им из-за Маши
Они прождали Машу еще с четверть часа, но она появилась не со стороны дороги, откуда ждали ее, а вынырнула слева из кустов. Спуск тут был крутой, и Ратников удивился, как это она сумела подняться в таком месте. Маша задыхалась, пот катился с ее напуганного, побледневшего лица. Она спешила отдышаться и ничего не могла сказать.
— По селу... по селу слухи пошли: старосту в Гнилом хуторе партизаны убили, — наконец выговорила она.
— От кого слышала?
— От старухи. Вон ее третий дом с краю.
— Немцы-то чего взбесились? Построились, побежали куда-то как очумелые?
— Вот старуха и сказала: хутор карать понеслись за старосту.
— Как же они узнали? Мы ведь перехватили посыльного. Связи с хутором нет.
— Бабий телеграф лучше всякой связи работает, — заключил Быков. — Может, на базар кто пришел с хутора.
— Надо торопиться, — не успокаивалась Маша. — Вдруг на наших наткнутся.
— Пошли! — распорядился Ратников. — Как ты у старухи очутилась?
— Подошла к ней на базаре: добренькая лицом, дай, думаю, заговорю. Золотушку показала: поменять, мол, бабушка, на продукты. Она, знать, поняла толк — тут же свернула все и увела меня к себе.
— А лекарь? — спросил Быков. — Был лекарь с медикаментами?
— Нет, не было. Вчера арестовали. Старушка сказала, будто с партизанами был связан.
— Ишь, бойкое какое местечко! — удовлетворенно произнес Быков. — Скажи-ка: староста, аптекарь... Нет, это все-таки не случайность, что-то в этом есть, какая-то связь...
— Ну, бабушка, хитрю, — продолжала Маша, на ходу развязывая зубами небольшой мешок, — какие тут партизаны? Сплетни одни. И про старосту сплетни небось? Нет, сердится, здесь недалеко с неделю назад пароход германский потопили.
— И что же? — нетерпеливо спросил Быков.
— Наши моряки, говорит, кто жив остался, выплыли и ушли в партизаны.
Быков с Ратниковым переглянулись.
— А кто их видел? — спрашиваю. — Да нешто увидишь в лесу-то, отвечает. Будто лекарь только один и видел, говорят. Ну, за это вчера его схватили...
Маша наконец развязала мешок.
— Вот, посмотрите, что я наменяла. Сальца, яичек десяток, хлеба два каравая, картошки молоденькой. А лекарства нету. Отвар вот есть зато, на лесных травах настоянный.
Что-то тревожное и вместе с тем обнадеживающее угадывал Ратников за Машиными словами. Значит, все-таки, не одни, кто-то здесь есть из своих, действует.
— Старушка добрая, — продолжала Маша. — Я сказала, что братик мой меньшой обжегся сильно, вот она и дала отвар. Как рукой, говорит, снимет. И юбку сатиновую еще дала: с
— Что о фронте говорят? — Быков забрал у нее мешок, закинул за спину. — Не слыхала?
— Плохо, говорят, — вздохнула Маша. — Да и чего скажешь: ни радио, ни газет. Что слышат от немцев, то и говорят.
— А все-таки?
— Даже подумать боязно: Москву, мол, скоро возьмут.
— Ох, трепачи! — Быков даже присвистнул от изумления. — Ну народ! Да им до нее — семь верст до небес и всё лесом! — Он явно приободрился, повеселел, услышав от Маши, что и здесь люди знают о потопленном немецком транспорте. И еще он полагал, что не пустые слухи идут о партизанах-моряках: все больше появлялось у него уверенности в том, что часть ребят прорвалась у Волчьей балки и выходит теперь из окружения. Не все же до единого полегли... Как бы встретиться с ними? А то уйдут на восток — ищи ветра в поле. Конечно, уйдут, чего им здесь торчать? Так небось, пошумели мимоходом...
Прошли уже больше половины пути. Солнце стало уже скатываться потихоньку с полуденной макушки, пронзая раскаленными лучами светлый и чистый сосновый лес, весь пропитанный запахами хвои и теплой травы.
— Как придем, отваром Апполонову лицо протру, — сказала Маша. — Самогонки бабушка немного налила — рану промыть надо, перевязать. Боюсь я крови, товарищ командир.
— Кто же ее не боится, — ответил задумчиво Ратников. — Ее и надо бояться... — Всю дорогу он не переставал думать о создавшемся положении. Надо немедленно менять стоянку, уходить глубже в леса. Немцы, конечно, кинутся искать пропавшего солдата. Каратели вот пошли на хутор. Кто же им сообщил об убийстве старосты? У Ратникова появился даже дерзкий план захватить немецкий сторожевой катер, который базировался где-то за водохранилищем. Но он понимал, что это уж совсем сумасбродная мысль, и тут же отмахнулся от нее. — Ничего, перевяжешь. Ты вон к немцам в гости ходила и то не струсила, — подбодрил он Машу.
— Сердце чуть не оборвалось.
— Не оборвалось же. Стучит. — Ратников одобрительно посмотрел на нее. — Страшно, конечно. Но переборола же себя. Зато дело какое сделала!
— Продуктов-то наменяла?
— И продуктов. Но, главное, Маша, ты надежду нам принесла. Где-то в этих местах действуют наши люди. Разве это не надежда?
— Дай-то господи встретить их, — вздохнула Маша.
— Сами встретим, без господа.
— Жалко Апполонова, как же это его? — спросила Маша у Быкова.
— Это когда пароход топили. Наша работа! — не без гордости сказал Быков. — Апполонов едва из рубки выбрался — дверь заклинило. Катер горит, немцы из орудий расстреливают нас, вторая торпеда вот-вот рванет. Ну лицо ему и обожгло, в ногу ранило.
— Страх-то какой!
— А старушка тебе зря сказала: из уцелевших моряков в партизаны никто не ушел. Кроме нас с Апполоновым, никто не уцелел... Что с пленным делать, старшой? — помолчав, спросил Быков. — Не будешь же его за собой таскать... Черт его знает, может, и вправду безвредный фриц. Показания-то его совпали...