Поединок. Выпуск 2
Шрифт:
— Живой пока, — вздохнул Ратников, утирая пот. И Маше: — Не плачь, возьми себя в руки. Значит, немец, этот слизняк...
Быков стал вдруг остервенело стаскивать с себя форму. Он не снимал, сдирал ее с гадливым отвращением, точно она нестерпимо жгла ему кожу, точно тело у него горело под ней. И рвал в клочья, исходя злобой, серое чужое сукно, затаптывал его в землю чужими сапогами, потом сбросил и их, остался босиком и в одном белье, рассматривая в руках автомат, будто впервые увидел.
Казалось, он вот-вот хватит
— Ну, наплясался, и будет, — сказал Ратников, хмуро наблюдавший за ним. — Автомат оставь, пригодится, от него иудским потом не несет: железо. — И аккуратно влил немножко самогона шкиперу в рот, заросший дремучей бородищей.
— Крови утекло много, — боязливо подойдя, сказала Маша. — Помрет, наверно.
— Пожалела? — зло бросил Быков, облачаясь в свою прежнюю одежду. — Кого жалеешь? За такие дела к стенке ставят!
— Обороты сбавь! — оборвал его Ратников. — Время нашел.
— Сниматься надо отсюда, старшой. Сейчас же.
— Надо. — Ратников положил шкиперу на лоб влажную тряпицу. — Испарина пошла, отойдет.
— Наверно, шум на селе этот гад поднял. Обработал их обоих, сначала шкипера, потом Апполонова — и на село, — предположил Быков. — С минуты на минуту жди гостей.
— Может, на хутор подался. Если в село, там не только про старосту заговорили бы.
— Похоже. Но как же он их, а? Ведь связал его шкипер.
— Теперь какая разница. Давайте уходить. Арифметика простая: слева — село, справа — хутор, перед нами — море. Дорога, выходит, одна.
— В леса надо уходить. Со шлюпкой-то как?
— Спрячем понадежней. Апполонова бы похоронить.
— Не тот час. Мертвому любой дом подходит.
— Нехорошо, человек ведь.
— Да они и Федосеева из могилы выковырнут. Ты же видишь, чего только один фашист наделал. Идиоты мы, старшой, свет таких не видывал: гадали, сомневались, как с ним быть? А он не гадал, не сомневался.
— Ладно, время идет, — виновато произнес Ратников. — Шалаши завалим, продукты, воду с собой. Носилки быстренько сварганим.
— На себе этого типа тащить? Ну, знаешь....
— Не ожесточайся, боцман. Так черт знает, до чего докатишься. Может, он и не виноват.
— Не районная прокуратура. Следствие, что ли, наводить будем? Оступились раз — хватит!
Ратников понимал, что Быкова лучше не сердить сейчас.
— Мы им, боцман, такой карнавал закатим! Мыслишка пришла мне кой-какая... Ну а теперь поторопимся. Апполонов простит нас. Вернемся сюда, и Федосеева перезахороним, поближе к лесу. Рядышком обоих положим: рядом воевали, рядом и положим.
— Собак не пустили бы следом, — обеспокоился Быков. — Тогда...
— Кукушка нам долгую жизнь накуковала...
К шкиперу понемногу возвращалась жизнь. Когда Ратников и Быков подошли к нему с готовыми носилками, сплетенными из веток, он лежал уже с полуоткрытыми глазами, хотя еще, видно, и не
— Сашка, Сашка, как же это ты, бедолага?
Но шкипер лежал, не видя ее и не слыша, смотрел не мигая на неподвижно застывшие кроны деревьев, точно наклеенные на синеватом фоне неба. Его осторожно уложили на носилки, с трудом подняли, даже березовые важины прогнулись, пружиня.
— Тяжелый, дьявол, — сердито бросил Быков, и они тронулись в лес.
Маша шла рядом, несла канистру с водой, заглядывая шкиперу в лицо. И он точно почувствовал на себе ее взгляд, как будто она разбудила его, слабо шевельнул губами:
— Воды... пить.
Ему дали немного воды, взгляд его слегка прояснился, видно было, что он пытается сообразить, что же с ним происходит. Потом, видимо, понял, что его куда-то несут, и беспокойством тронуло его лицо, и пальцы, темно-бурые от запекшейся крови, нетерпеливо зашевелились.
— Не надо, — захрипел он. — Положите.
— Лежи, пока несут! — не оборачиваясь, буркнул Быков. — Бросить бы тебя к чертовой матери.
— Перестань! — оборвал Ратников.
— Как же это тебя, Сашка? — всхлипывала Маша, шагая рядом с носилками.
— Чемодан с вами? — вдруг спросил шкипер и опять закрыл глаза.
— Нету чемодана, — спохватилась Маша, растерявшись.
— Вернись и возьми. У Апполонова в головах. Пропадете без него.
— Мертвый ведь Апполонов. Зарезанный. — Маша вся сжалась. — Я боюсь.
— Значит, и его...
Шкипер опять забылся, умолк.
— На тот свет идет, а все о барахле думает, — чертыхнулся Быков, когда они вошли в лес и опустили носилки.
— Надо забрать чемодан, — сказал Ратников, — дорого стоит, может пригодиться. Сходи-ка сам.
Быков нехотя ушел. Вернулся злой, покосился на шкипера.
— Поговорил бы я с тобой в другой раз. — И на вопросительный взгляд Ратникова сердито отмахнулся: — Ни черта там нет!
— И чемодан тоже... И Апполонова, и чемодан... — выдохнул шкипер, не открывая глаз.
— Куда немец ушел: на хутор или на село? — спросил Ратников осторожно.
Голова шкипера откинулась на сторону.
— Сзади, топором меня... и все.
Лесом идти было свободней, но пот катился с лиц Ратникова и Быкова — с каждым шагом, казалось, тяжелел шкипер. Наконец Ратников остановился.
— Все, шабаш! Далеко от моря уходить не стоит. Будет нужда — шлюпкой воспользуемся.
Они сидели около носилок на теплой траве, измученные переходом, восстанавливали потраченные силы, молча смотрели на шкипера. Он то ненадолго приходил в себя, то сознание у него опять проваливалось, губы беззвучно шевелились, — будто с кем-то и о чем-то говорил он, — и нервным тиком подергивалась щека, полуприжатая к разрубленному, замотанному тряпками плечу.