Поэмы беспокойных лет
Шрифт:
Собирал аппарат, чуть дыша.
Вывод верен: есть в небе опора.
Ликовала от счастья душа.
Но собрались летанья ревнивцы
И решили – мол, хватит дурить -
Из Рязани прогнать нечестивца.
И прогнали, а что ж тут мудрить.
Так и умер умелец в безвестности,
В жизни всюду и всеми гоним.
Не осталось могилы на местности,
Ну а слава досталась другим.
Так нередко бывает уж, право,
Как
После смерти приходит вдруг слава,
После смерти приходит почёт.
––
1761 год
Шли года и эпохи сменялись.
Небосвод всё сильнее манил.
Но, как прежде, над теми смеялись,
Кто мечты о летанье хранил.
И, придумавши «крылья упруги»,
Фёдор Мелес в остроге гадал:
За какие такие заслуги
В кандалах на Камчатку попал?
Задавить, чтоб летанья зачатки
Вслед приказ: не пущать, не велеть!
Не дай бог на далёкой Камчатке
Федька снова сумеет взлететь.
Не взлетел. Жизнь в тюрьме – не конфетка,
Стражи прочно держали в узде.
Много лет небосвод видел в клетку,
И скончался неведомо где.
––
Уже позже умелец Соковнин
В своей книге «Воздушный корабль»
Написал, о захватчиках помня,
Что создал боевой дирижабль.
Был проект, были сверху комиссии,
И был вывод примерно такой:
Автор – болен, но в рамках ремиссии.
Ему нужен уют и покой.
Для размышления
Ну, зачем для страны дирижабли?
Что, картошка без них не взойдёт?
Есть же бороны, лошади, грабли…
Всё и нынче к тому же идёт *.
* В годы ельцинского безвременья всё к этому и шло.
А спустя много лет из архива
Тот проект вдруг бесследно пропал,
И неясно как – вот так да диво! –
Он в КБ Цеппелина попал.
Цеппелин в том проекте порылся
И, не в силах волненья унять,
От нахлынувших чувств, прослезился,
Тут же понял, чего предпринять.
И предпринял, уж это мы знаем,
Изобрёл дирижабль, да какой!
А в России же был выдуман заем,
Чтоб купить себе точно такой.
––
Вот Кибальчич в застенках томится.
Ветер с Балтики гонит волну…
А ему в тёмной камере снится,
Будто он полетел на Луну.
Смел проект, дерзновенен и ярок,
Мир такого ещё не видал.
Для России хорошей подарок
Мог бы быть, только вышел скандал.
Ведь Кибальчич всего
Уже ясен его приговор,
От царя и от веры отступник,
А с такими какой разговор?
Пыль забвенья покрыла бумаги,
Был припрятан проект от людей.
Что ж, в полиции – люди «отваги»,
Но отнюдь не научных идей.
Для размышления
Русь темна ли, бедна ли, убога ль?
Для идей, как транзитный вокзал?
Но писатель с фамилией Гоголь
Ей другую судьбу предсказал.
Предсказание точно, как выстрел.
Уж пора всему миру бы знать:
Запрягают в России не быстро,
Но поедут – тогда не догнать.
––
1887 год
Вот ещё: ни о чём не жалея –
Он давно уже это хотел –
Наш учёный Д.И. Менделеев
Сел в кабину и в небо взлетел.
Может быть, он Крякутного вспомнил
В этот миг своих сбывшихся грёз,
Как тот шар чёрным дымом наполнил
И вознёсся… чуть выше берёз.
Двести лет уж почти пролетело,
И в летании явный прогресс.
Не пропало подъячего дело,
Он вознёсся б теперь до небес.
И уже летунов не гоняют.
О летающих песни поют
И голов больше не отрубают,
Батогами – и теми не бьют.
Ох, красива же матушка наша! –
Менделеев в волненье вскричал.
Высота – три шестьсот, в небе Russia, -
Так английский журнал сообщал.
––
Покорились небесные выси,
Но проблема в ином состоит:
Шар – есть шар, он от ветра зависит,
Куда дует – туда и летит.
Скажем, в летний денёчек воскресный
Ты взлетел и взял курс на Рязань,
Но изменится ветер небесный, -
Прилетишь, но, возможно, в Казань.
А вдруг штиль, ведь бывает такое,
И тогда, что бы ты ни хотел
Повисишь час-другой над землёю
И вернёшься, откуда взлетел.
Тем не менее, люди летают.
Сбылся некогда сказочный сон.
Жаль об этом уже не узнают
Галилей, Аристотель, Ньютон.
Патриоты, не надо истерики.
Паровоз изобрёл Джеймс Уатт,
А чуть позже в далёкой Америке
В небо взмыл аппарат братьев Райт.
Ветерок дует ласковый майский,
Солнца луч облака серебрит.
Вот российский конструктор Можайский
У биплана, волнуясь, стоит.
Кто был первым? Без сна и покоя