Снилось мне, что я болен, что мозг мой горит И от жажды уста запеклись,А твой голос мне нежно и грустно звучит: «Дорогой мой, очнись, отзовись…»Жизнь едва только тлеет во мне, но тебя Так мне жаль, ненаглядный мой друг, —И в тревожной тоске я стараюсь, любя, Пересилить на миг мой недуг.И на миг я глаза открываю… Кругом Полумрак; воспаленный мой взорНа обоях, при свете лампадки, с трудом Различает знакомый узор.Где-то хрипло часы завывают и бьют… По стенам от цветов на окнеПрихотливые тени, как руки,
ползут, Простираясь отвсюду ко мне.Ты стараешься ближе в лицо мне взглянуть И мучительно отклика ждешь,И горячую руку свою мне на грудь, На усталое сердце кладешь.Я проснулся… Был день, мутный день без лучей; Низко белые тучи ползли…Фортепьянные гаммы и крики детей Доносились ко мне издали…Осень веяла в душу щемящей тоской, (Сеял дождь, и, с утра раздражен,Целый день, как в чаду, проходил я больной, Вспоминая печально мой сон…Ах, зачем он был сном, лишь обманчивым сном, И зачем наяву ты меняСнова, пошлая жизнь, обступила кругом Суетой и заботами дня?!.1884
«Беспокойной душевною жаждой томим…»
Беспокойной душевною жаждой томим, Я беречь моих сил не умел;Мне противен был будничный, мелкий удел,И, как светоч, колеблемый ветром ночным, Я не жил, — я горел!Целый мир порывался я мыслью обнять, Целый мир порывался любить,Даже ночь я боялся забвенью отдать, Чтоб у жизни ее не отнять, Чтоб две жизни в одну мне вместить!И летели безумные, знойные дниТо за грудами книг, то в разгаре страстей…Под удары врагов и под клики друзей, Как мгновенья, мелькали они.Для лобзаний я песню мою прерывал,Для труда оставлял недопитый бокал, И для душных оград городскихПокидал я затишье родимых полей,И бросался в кипучее море скорбей, И тревог, и сомнений людских!И бессильная старость еще далека,И еще не грозит мне могильной плитой…Отчего ж в моем сердце глухая тоска,Отчего ж в моих думах мертвящий застой,Зной недуга в очах, безнадежность в груди? Или жизнь я исчерпал до дна, —И мне нечего ждать от нее впереди? Где ж ты, вождь и пророк?.. О, придиИ стряхни эту тяжесть удушья и сна! Дай мне жгучие муки принять,Брось меня на страданье, на смерть, на позор, Только б полною грудью дышать, Только б вспыхнул отвагою взор!Только б верить, во что-нибудь верить душой, Только б в жизни опять для меняРаспахнулись затворы темницы глухой В даль и блеск лучезарного дня!..1884
«Если в лунную ночь, в ночь, когда по уснувшему саду…»
Если в лунную ночь, в ночь, когда по уснувшему садуХодят волны тепла и струится дыханье цветовИ вдали, за рекой, открываются жадному взглядуШироко-широко озаренные дали лугов;Если в лунную ночь ты в глубокой аллее терялся,И глядел, и дышал, и внимал, как струится волна, —Знай: ее ты видал! То не белый туман расстилался,То, легка и стройна, пред тобой пролетала она…Если в зимнюю ночь, в ночь, когда, словно зверь, завывает,Сыпля снегом, метель и в закрытые ставни стучит,И глубокая мгла, точно саван, поля одевает,И седая сосна за окном, нагибаясь, скрипит;Если в зимнюю ночь ты сидел пред горящим камином, — Знай; ее ты видал!1884
«Мертва душа моя: ни грез, ни упованья…»
Мертва душа моя: ни грез, ни упованья!Как степь безводная, душа моя мертва,И только, как и встарь, над тайной мирозданьяВ работе тягостной пылает голова.Вопросы жгут меня, и нет им разрешеньяИ
нет конца. Как цепь, звено вслед за звеном,Кипят в груди они, и тяжкие сомненьяВстают в мозгу моем усталом и больном.1884
«Смирись, — шептал мне ум холодный…»
Смирись, — шептал мне ум холодный, —Ты сын толпы — живи с толпой…К чему в темнице гимн свободный,К чему вакханке стон больной?..Ты проповедуешь в пустыне,Ты от языческих боговК иной, враждебной им святынеЗовешь фанатиков-жрецов…1884
«Есть у свободы враг опаснее цепей…»
Есть у свободы враг опаснее цепей,Страшней насилия, страданья и гоненья;Тот враг неотразим, он — в сердце у людей,Он — всем врожденная способность примиренья.Пусть цепь раба тяжка… Пусть мощная душа,Тоскуя под ярмом, стремится к лучшей доле,Но жизнь еще вокруг так чудно хороша,И в ней так много благ и кроме гордой воли!..1884
«Ты сердишься, когда я опускаю руки…»
Ты сердишься, когда я опускаю руки,Когда, наскучивши напрасною борьбой,Я сознаю умом, как бесполезны звуки,Рожденные моей страдальческой душой.Ты говоришь мне: мысль не может дать спасенья:Давно бессильная и смолкнуть и сиять,Мысль — цепь невольной лжи, круговорот сомненья,И ей из хаоса пути не указать.Да, ты права, мой друг. Пойти на зов страданья,Смотря в лицо ему, свой ужас превозмочьИ молвить без тревог, без дум и колебанья:«Ты знаешь истину и должен ей помочь!»Не веря в гордый ум и тщетно не стараясьРешить вопрос «к чему», жить чувством и душой,Всей силою любви, всей страстью отзываясьНа каждый братский зов, на каждый стон больной!1884
«Певец, восстань! Мы ждем тебя — восстань…»
Певец, восстань! Мы ждем тебя — восстань!…………………………………………………………Не бойся, что вокруг — глухая тишина,То — тишина перед грозою…Она не спит, твоя родная сторона,Она готовится к решительному бою!Все честные сердца кругом потрясены…Растет народный гнев, как буря в океане…И пусть пока враги беспечны и сильны,Их пир — безумцев пир на пышущем вулкане!Пускай же песнь твоя, как отдаленный гром,Грядущую грозу свободно возвещает,Звучит пророчеством и с гордым торжествомВрага язвит и поражает!..1884
«В больные наши дни, в дни скорби и сомнений…»
В больные наши дни, в дни скорби и сомнений,Когда так холодно и мертвенно в груди,Не нужен ты толпе — неверующий гений,Пророк погибели, грозящей впереди.Пусть истина тебе слова твои внушает,Пусть нам исхода нет, — не веруй, но молчи…И так уж ночь вокруг свой сумрак надвигает,И так уж гасит день последние лучи…Пускай иной пророк, — пророк, быть может, лживый,Но только верящий, нам песнями гремит,Пускай его обман, нарядный и красивый,Хотя на краткий миг нам сердце оживит…1884
«Нет, я лгать не хочу — не случайно тебя…»
Нет, я лгать не хочу — не случайно тебяЯ суровым упреком моим оскорбил;Я обдумал его — но обдумал любя,А любя глубоко — глубоко и язвил.Пусть другие послушно идут за толпой,Я не стану их звать к позабытым богам,Но тебя, с этой ясной, как небо, душой,О, тебя я так скоро толпе не отдам!..Ты нужна… Не для пошлых и низких страстейТы копила на сердце богатства свои, —Ты нужна для страдающих братьев-людей,Для великого, общего дела любви.1884