Поэтические переводы сонетов У. Шекспира 1 – 154

Шекспир Уильям

Thy youth's proud livery so gazed on now

Will be a tottered weed of small worth held:

Then being asked where all thy beauty lies,

Where all the treasure of thy lusty days,

To say within thine own deep-sunken eyes

Were an all-eating shame, and thriftless praise.

How much more praise deserved thy beauty's use,

If thou couldst answer, `This fair child of mine

Shall sum my count, and make my old excuse',

Proving his beauty by succession thine.

This were to be new made when thou art old,

And see thy blood warm when thou feel'st it cold.

Когда

сорок зим* возьмут в осаду твое чело

и выроют глубокие траншеи на поле твоей красоты,

гордый наряд твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,

все будут считать лохмотьями;

тогда, если тебя спросят, где вся твоя красота,

где все богатство цветущих дней,

сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,

было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.

Насколько похвальнее было бы использование твоей красоты,

если бы ты мог ответить: "Этот мой прекрасный ребенок

подытожит мой счет и станет оправданием моей старости", –

доказав его сходством с тобой, что его красота – это твое наследство.

Это было бы как будто снова стать молодым, когда ты стар,

и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что в тебе она холодна.

* По понятиям эпохи, сорокалетний возраст для человека означал наступление старости.

3.

Вглядись в себя, и сделай вывод вида:

«Пора создать наследника себе,

Продолжиться в потомке индивида,

И испытать родительство в судьбе».

Нет женщины, которая не примет

Твоё посланье сердца и руки;

И разве назовёшь ты чьё-то имя

Тех, кто ответом были бы строги?

Для матери ты – чудо отраженья,

С тобою вспомнит время лучших лет;

Так, ты с детьми повторишь от рожденья

До зрелости раз пройденный сюжет.

И чтобы о себе оставить память,

Ты образу не дай в земле растаять.

Оригинал и подстрочный перевод А. Шаракшанэ:

Look in thy glass and tell the face thou viewest,

Now is the time that face should form another,

Whose fresh repair if now thou not renewest,

Thou dost beguile the world, unbless some mother.

For where is she so fair whose uneared womb

Disdains the tillage of thy husbandry?

Or who is he so fond will be the tomb

Of his self-love to stop posterity?

Thou art thy mother's glass, and she in thee

Calls back the lovely April of her prime;

So thou through windows of thine age shalt see,

Despite of wrinkles, this thy golden time.

But if thou live rememb'red not to be,

Die single, and thine image dies with thee.

Посмотри

в зеркало и скажи лицу, которое ты видишь:

пришло время этому лицу создать другое,

так как, если ты не обновишь его свежесть,

ты обманешь мир, лишишь благодати какую-то мать*.

Ибо где та, чье невозделанное лоно

пренебрежет твоей пахотой?

Или – кто настолько безрассуден, что станет гробницей,

чтобы из любви к себе не дать появиться потомству?

Ты – зеркало для своей матери, и она в тебе

возвращает прелестный апрель своих лучших лет;

так и ты, через окна своей старости**, увидишь,

вопреки морщинам, это свое золотое время.

Но если ты живешь, чтобы не оставить о себе памяти,

умри в одиночестве, и твой образ умрет с тобой.

* Т.е. лишишь какую-то женщину счастья материнства.

** Здесь "through windows of thy age" (через окна своей старости) можно понять как "старыми глазами" или "в своих детях".

4.

Зачем свою ты расточаешь прелесть,

И красоту не ценишь так, как должно?

Природа часто проявляет щедрость,

Но, лишь взаймы, вернуть кому не сложно.

Так почему ты уделяешь мало

Вниманья красоте – её умножить?

Не позволяй, чтоб юность проедала,

Не оставляя больше, кроме крошек.

С самим собою заключая сделки,

Обманешь лишь себя же по итогу;

И перед смертью выяснится: мелкий

Отчет о жизни предъявляешь богу.

И заберёшь ты красоту в могилу,

Она над всем земным имеет силу.

Оригинал и подстрочный перевод А. Шаракшанэ:

Unthrifty loveliness, why dost thou spend

Upon thyself thy beauty's legacy?

Nature's bequest gives nothing, but doth lend,

And being frank she lends to those are free:

Then, beauteous niggard, why dost thou abuse

The bounteous largess given thee to give?

Profitless usurer, why dost thou use

So great a sum of sums, yet canst not live?

For having traffic with thyself alone,

Thou of thyself thy sweet self dost deceive:

Then how, when Nature calls thee to be gone,

What cceptable audit canst thou leave?