Поэтический нарцисс
Шрифт:
Ночной этюд
Утёс обнажил грудь,
Луна припадает к ней в поцелуе.
Фонтанные брызнули струи,
Легли на траву и кору.
Бокалы теперь пусты,
Мир тонет во мглистой пастели,
И бес на краю постели
Глядит на меня с высоты.
«Вставай!» – говорит.
«Он ждёт!» – говорит.
«Пропади – до зари, до зари!..»
Посвящение
Великое вдохновлено вещами.
Когда склонюсь я в суд к Господнему плечу,
Я вспомню о тебе, мой друг, я обещаю.
Он будет знать, что ты мне был не чужд.
Я расскажу, как я тебя любила,
Что с торса твоего – мой Эпикур в саду,
Как я спасла тебя и погубила,
Как мы встречали красную звезду.
Я расскажу, как час бывал мне редок,
Когда я думала, что не тобой дышу.
О том, как ты один меня не предал –
Я обязательно об этом расскажу.
Когда в саду я свой нашла приют
Когда в саду я свой нашла приют,
Там, за забором, гуляли люди.
Меня спросил мой чёрт: «Ты их не любишь?»
А я, смеясь, отметила: «Люблю!»
Он помолчал. «Но ты утомлена?»
«Утомлена. Мне незнакомо счастье
Присутствия, но я влюбляюсь часто.
В иных, как во глоток вина.
Как в кипарис, как в тень,
Которую глазами жадно
Веду я по плите прохладной,
О смерти чьей мой грустный день».
Казнь
У плахи, где цветут оливы,
Стоял голубоглазый вор.
Вор молодой был и красивый,
Судить такого – это вздор.
Шумело море, было жарко,
И очертание серпа
На небе дополняло кару,
Которую ждала толпа.
Из облачного балдахина
Струился свет на горизонт.
Мужчины улыбались длинно,
А женщины молчали зло.
На перроне
Сегодня утром по перрону бежала дама
Средних лет,
В зелёной шляпе с чемоданом –
И от него по тёмным плитам тянулся след.
Она несла письмо в кармане,
Там было много о любви.
Она махнула ручкой маме –
И дунула на край земли.
Ей написали, ждут и жаждут,
Она неслась, чтоб жажду всю
Прийти и утолить однажды,
Немедля всю, неважно, чью.
Она бежала страшно, громко,
И тонких игл-каблуков
Был слышен на перроне цокот
Среди куряк и поездов.
Готовая
Она бежала с мыслью: «Ждёт!»
Увы, её нигде не ждали.
Кто ж думал, что она придёт?
Жизнь справедлива по природе
И, как мать, тревожно любит нас.
В нужный час всё в жизни происходит
И не происходит – в нужный час.
И, хотя ей скорби не простим мы,
Даже скорбь её душе нужна.
Приближает к счастью пилигримов
Чаша слёз, испитая до дна.
Чуждость
Мне к лицу моя классическая чуждость
Вашим мнениям, и видит Бог,
То, что вам во мне сегодня чуждо,
Он себе бы прикарманить мог.
Я пошла подобия подальше,
Как подобие, я комплимент Творцу.
Мне чужды намерения ваши –
Только ваша чуждость мне к лицу.
Ночь в соборе
Летали демоны под куполом собора,
Впадали, бедные, в молитвенный экстаз.
Им не хотелось утром ни возвращаться в город,
Ни (даже больше) – возвращаться в нас.
Они молили там, чтоб с утром обождали,
Особенно рыдал красивый демон-Страсть,
Он плакал и просил: «О Боже, мы в печали!
Не дайте, я прошу, сильнее нам упасть!
О Боже, я прошу – мы просим! – пощадите,
Пусть дольше длится ночь, здесь тихо и светло.
Здесь хрупкая Венера и с ней гигант-Юпитер
Протягивают луч, как хлеб, рабам в окно».
Но Бог не принимал до сердца эти драмы,
Его не убеждал молитвенный их пыл,
И каждый раз красивый демон самый
Им к самой страшной девке послан был.
Чиновник
Вы что, влюбились?
Лицо глупей, чем обычно.
Держите спину, одеты прилично
И всё, что могли, забыли.
А вас о многом просили!
От вас ждали справок и ждали отчёт,
И тысяча дел поступала ещё –
А вы им: «Да?» – говорили.
Пока вас просили, где вы бродили?
Какое-такое щупали счастье?
С кем были, по розам ходили
И кто вас просил: «Ты – возвращайся!»
Куда спешили, куда бежали,
Какие ждали вас поезда,
Когда за рассеянность вас проклинали,
А вы виновато: «Да?»
Вы больше не айсберг среди льдин,
Вы вежливы. «Да?» – и не допытаться,
У вас раньше галстук был один,
А я насчитала теперь пятнадцатый.
Да точно влюбились!
Печёт, терзает!