Поэтический нарцисс
Шрифт:
Картины не меняются в цветах,
И гипс на статуе уже застыл надёжно.
Повиснет: «Да!» на жаждущих губах,
Но это «да» смешно и невозможно.
Люстра с ангелами
Вечерний запах роз. Мной решено – влюблюсь,
Не потому, что сердце просит ласки,
Нет – потому что свет двух итальянских люстр,
Где держат ангелы, как свечи, лампы.
Так этот свет красив, что
Блуждает маленькой раздетой тенью.
Она прикрылась стразой голубой,
Мерцающей над масляной сиренью.
Смотря в твои глаза, я вижу целый мир,
Навечно в нём хочу оставить сердце.
Мне всё равно, что рвётся даже нить,
Которую Клото ласкает в Греции.
Москва теперь в туманах и дождях,
Бутоны роз застыли в белой влаге;
Мне, опасающейся, хочется тебя,
Куда идти под ночь – конечно, к ангелам!
Привлекательные
Размер, параметры – нет, внутреннее чувство?
Любезность, доброта, тепло?
Какой огонь хранит алмазный сгусток –
Дар привлекательности, чёрное крыло
Всегда влюблённых? Трудная задача.
За каждой шалостью – шипенье плат.
Всё можно промотать, от чувств до внешних качеств,
Но – не любовника талант.
Да, это так. С одними вечность вместе,
С другими – объясненья при Луне;
Есть третьи – и у них маячит в каждом жесте
Ваш будущий успех наедине.
Старый район
Я тайком прихожу в этот старый район
В чёрной шляпе, надеясь влюбиться.
Это глупые ночи, но сердце моё,
Поумнев, перестанет биться.
Я влюбляюсь безбожно; мне дарят цветы,
Мне читают Рембо и Бодлера,
Мы гуляем – увы, нет в Москве темноты! –
Мы гуляем по жёлтым скверам.
Новым утром настанет провал – ничего! –
И над пропастью надо расстаться.
Мне французы из всех стали ближе всего.
Как они восторгаются иллюминацией!
Art is
Ироническое впечатление от посещения выставки «Art is» в Москве 05.12.2021
Грязно и людно,
Как следствие – грустно.
Здание – есть здания франты! – плохо одето.
Если искусство – это,
Значит, оно уже на люстре.
Само с верёвкой встало на табурет,
Сбросило кожаные мюли,
А те, кто взялся за краски на склоне лет,
Ножкой опору его качнули.
Кто моложе, те погасили свет,
И я из всего особенным
Розу, увядшую в вазе, чудный предмет.
Кажется, ей освещать мою комнату долго!
Цвет – это цвет, который любил Бодлер,
Это его увядание – синий и зелень!
Всё, что способно в его пониманьях болеть,
Вся его смерть – это красивое зелье.
Я забираю её – розе здесь жить во вред,
Лишь вызывать у другого полотнища зависть.
Я уношу её – больше светильника нет
В этом пространстве, похожем на бедную занавесь.
Поэтесса и порядочный человек
Я чёрной буквой хочу напиться.
Крепче виски, слаще игристого!
Дождь принял за клавиши черепицу
И начал отстукивать Листа.
Тайной выскачет безобразие
В каплях-строчках страничек-кружек.
Я безоружна! И требую казни –
Смертной! – казни для безоружных.
Это гуманно. По-человечески.
Сверхкультурно и архичестно.
Разве не пытка лишённому речи
Жить по мотивам песенным?
С буковой печалиться и веселиться,
С буковой клясть любовную слабость.
Буква-буква, сухая птица
В странице, как под иглою бабочка!
Чёрной буквы – как светлой веры
Краской бы вылить в вселенский облик!
Гляну в окно – рассвет серый.
А у меня за абзац ни облака!
Скоро закрутится день зяблый,
И, может, признаюсь себе я вяло,
Что, примеряя чужие глазные яблоки,
По слепоте свои растеряла.
А потом, проглядев, подошвой –
Раз!.. Зрячей уже не стану.
Друг, ну за что вы настолько хороший
И так контужены воспитанием?
Чувственный поэт
Вас разбирают на цитаты, не зная,
Вы – вор.
У баров, у женщин, у улицы
Вы крали слова до сих пор,
За виски в халате из кашемира порок признавая.
Над нежным бутоном
В вазе на вашем английском столе,
Под лампой зелёной
Вы мир упрекали за то, что суетен он,
Что первая роза, как Ева, припала к земле.
Что нет элегантных мужчин,
Образованных женщин,
Что всё утонуло и выцвело в глупую массу.
А мир, закурив, отвечал: «Ты, дружок!.. Приукрасил».
А вы раздражённо бросали в ответ: «Преуменьшил!»
И правда вы нежно затушевали рукой
Масштаб некрасивости мировой.
О маленькой актрисе
Ты её покорил,