Поэзия земли всегда жива.Пусть стихли от жары тяжелой птицы,но голосок сквозь всех оград границыдойдет с лугов, где скошена трава.Кузнечик это! У него правана роскошь лета. Нет, ни на крупицуего восторг чудной не сократится —сорняк приют даст, загрусти едва.Поэзия земли останется всегда.В молчании мороза, ближе к ночи,сверчок за печкой остро застрекочет,сквозь дрему ты почувствуешь тогда:зеленым стал наряд холмов —кузнечик вновь поет среди лугов.
On the Grasshopper and Cricket
«День кончился, ушла пора услад…»
День кончился, ушла пора услад.О, где
вы, руки нежные и грудь,и губы сладкие, и взгляд?О талии томительной забудь!Да, выскользнула Красота из рук —очарование цветка, прощай!И голоса растаял звук,исчезли свет, тепло и рай.Утехи ночи празднует закатне по сезону, и любви чертыукрыв, и нежный ароматпод плотной тканью темноты.Псалтырь любви читая, сон я заслужил,ведь целый день постился и молил.
The day is gone, and all its sweets are gone!
Альфред Теннисон
(1809–1892)
Улисс
В том мало проку – праздным королемпри мирном очаге средь голых скалв согласье с престарелою женой выдумыватьи даровать никчемные законы дикарскому народу,что припасает, ест да спит, меня не замечая.Мне от скитаний отдыха не нужно, я жизнь хочудопить до дна. Я много радовался, многое я вытерпели с теми, кто меня любил, и в одиночку,на суше и когда я шел под парусом, ненастные Плеядыедва над дымкой моря различая.И тем прославился, что с ненасытным сердцемя рыскал всюду; много видел, много понял;средь разных климатов, обычаев и стран,народов и властей я не последним стали принят был с почетом; с товарищами битвой упивалсясредь лязга, ветра, на равнине Трои.Я стал частицею всего, что видел. Но все, что видел —только арка, за ней мерцает неизведанный простор,чьи дали меркнут, только подойдешь.Остановиться скучно, все закончить,покрыться ржавчиной, утратить блеск.Ведь жизнь не сводится к дыханью.Такую жизнь хоть взгромозди на жизнь —немного выйдет. Пусть жизни мне осталось мало,но каждый час уберегу от вечного молчанья,пускай он новое мне принесет.Постыдно из-за каких-то трех годовберечь себя, свою седую душу, что, тоскуя,стремится к новому, как в море потонувшая звезда,чтоб выйти за последнюю границу людских идей.И скипетр свой, и островс любовью оставляю сыну Телемаху.Сумеет выполнить задачуи осторожно, не спеша, помягче сделатьэтих грубиянов, по не крутым ступенькамподвести к добру и пользе.Он безупречен, нацелен на гражданский долг.Он будет править нежно, чтить моих богов домашних.Он сделает свою работу. Я – свою.Там, в гавани, уж ветер надувает паруси сумерки ложатся на морской простор.Ну, моряки, мои товарищи, вы тяжело работали,одолевали трудности и думали, как я.Вы весело приветствовали и грозу, и солнце,им подставляя сердце вольное и вольный лоб.Мы старики – и вы, и я.Но старость славна по-своему, полна работой.Да, смерть все обрывает, но кое-что прекрасноеи перед смертью мы успеем сделать, не уронив себяпред всеми, кто с богами спорил.Уже мерцают скалы отблесками солнца,и длинный день тускнеет, вверх ползет луна,и голоса из глубины завыли. Вперед, друзья,еще не поздно – отправимся и новый мир разыщем.Отталкивайтесь от берега. Садитесь поудобнейи звучно взройте пашню моря. Мы будем плытьпод парусами за закат и за купеливсех звезд на западе, пока я не умру.Быть может, потопят нас водовороты,быть может, достигнем мы Счастливых островови встретим там великого Ахилла, такого же, как прежде.Хоть многое ушло, но многое не поддалось.Хоть сила в нас не та, что раньше землю двигала и небо,но мы есть мы. Пусть слабо доблестное сердцеперед судьбой и временем, но воля в нем сильнабороться и искать, найти и не сдаваться.
Трындесказ!Вот-вот во весь опорнадрянут птица Хрусть на наси злючный Вождежор!Меч-леденец достал он свой,и встал отвижно так,и поджужжал вреда на бойпод деревом Бряк-Бряк.Да, так стоял он, шебустя,а Трындесказ – глаза с огнем —cквозь драчный лес летел, свистяи кукамякая при том.Но на раз-два секир башкеот леденца в отпад.И с головой его в рукеон галопскал назад.– Так ты прирезал Трындесказ,мой мальчик чумагой?!Настал смехрютки день для нас! —урял отец родной.Жбурлило. Хваркие хотьки,куржась, штопорили недрей,и хряськи, на подмин легки,шпуркали брелых бредбедей.
В садах под нашими холмамисегодня увидали мы,как над осенними кострамиподнялись серые дымы.Простимся, летний сад вчерашний!Конец безоблачной поры:встают седого дыма башни,сверкают красные костры.Но есть во всем своя отрада,и песню напеваешь ты:зажглись костры средь листопада,как лета яркие цветы.
Autumn Fires
Песня
Пропели птицы о птенцахи гнезда вьют в ветвях.О вахтах и о парусахпоют на кораблях.Поет дитя в чужой стране,поет – в краю родном.И запоет сегодня мнешарманка под дождем.
Singing
Сомневающемуся покупателю
(эпиграф к «Острову сокровищ»)
Пусть книги старая молванапомнит парусный фрегат,необитаемые острова,пиратов и зарытый клад!И выдумок старинный флотсредь дыма и огняпускай подростка увлечет,как в юности – меня!А коль романтике конец,Кингстону, Баллантайну,и не задеть ничьих сердецнапеву прежней тайны,и Купера, увы, друзья,давно забылось имя,то в ту ж могилу лягу яс пиратами своими!
To the hasitating purchaser
Похвальба с мольбой
Легко и тяжко было мне,я хохотал и плакал.Раз целый час – спиной к стене —я отбивал атаку.Я врал и правду говорил,был богачом и нищим.И все, что надо, совершил —семь футов мне под днище!И вот сейчас встречаю шквалу мыса без названья.Господь, что прежде помогал,вновь помоги в купанье!
Praise and prayer
Только не я
Выпить кому-то милоутром или в обед,думать кому-то в жилу,кому-то – нет.Кто-то сырок голландскийлюбит из вас, друзья,кто-то первач шотландский,только не я.Этому По – очень круто,Скотт тому – авторитет,Нравится Стоу кому-то,кому-то – нет.Этим бы ржать до икоты,этим не ныть нельзя.Любит подначивать кто-то,только не я.