Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Я спросил: для того, кто тебя узрел,— это зеркало или месяц
Заблистали нежданно из темноты? Говорит: и то и другое.
Я спросил: что задумала втайне ты,— помутить ли мой бедный разум
Или сердце рассечь мечом красоты? Говорит: и то и другое.
Я сказал: ты — утраченная душа, где ее отыскать — не знаю.
Совесть сердца ты, взор ли самой правоты? Говорит: и то и другое.
Я взмолился: скажи, ты лишь
Иль совсем далека мирской суеты? Говорит: и то и другое.
* * *
О, беспокойство снова и снова!
Дерзкая шутка мира земною!
Где твоя жалость, ветреный идол?
Кто ты — не может выразить слово!
Камень не мог бы вытерпеть столько!
Нет, не знавал я в жизни такого.
Боль причиняешь, вновь покидаешь,
К прихотям резвым вечно готова.
Если умру я в горькой разлуке,
Ты и не вспомнишь смеха былого.
Слез моих жемчуг топчешь ногами.
«Что ж,— отвечаешь,— в этом дурного?»
О, не печалься, из-за Камала:
Быть одиноким — вовсе ие ново!
* * *
Слезой кровавой плачу, на мир гляжу в упор...
Лицо твое исчезло, и нет луны с тех пор.
Твой облик — все, что в мире есть подлинно живого,
А прочее — рисунок и мертвенный узор.
Весна и полнолунье над улицей заветной,
Над прочими — безлунный чернеется простор.
О сладостной улыбке слова мои несладки:
Меж праздною мечтою и правдою раздор!
Кудрей твоих далеких я пью благоуханье,
Особенно сегодня, всему наперекор.
Я таю и бледнею, вздыхаю о Камале,—
Как будто бы жестокий услышал приговор.
* * *
До чего противна мысль о монахе-изувере!
Кравчий, дай мне позабыть о его пустом примере.
Зря твердит наставник мой об уме и благочестье.
Кто отрекся от любви — чужд и разуму и вере!
Нашей боли не поняв, он бессмысленно бранится.
То безумцем назовет, то разумным,— лицемеря.
Естество мое еще было глиной и водою,
А уж сердцем я погряз в глине у порога пери.
О сожженных мотыльках спросим красоты светильник.
Их печальную судьбу знает он, по крайней мере.
Из-за
Но влюбленных мыслей рать заперла его преддверье.
Эй, Камал, беги любви, о красавицах не думай!
Страсть бесплодная сулит беспокойство и потери.
ОТШЕЛЬНИКАМ НАС НЕ ПОНЯТЬ
Отшельникам нас не понять. У них на уме — власяница.
Томленье влюбленных сердец им, постникам, даже не снится.
Ханжа, призывать не спеши отверженных в рай свой высокий!
Порог благородства души — превыше! С ним рай не сравнится.
Разгневанный старец меня из кельи прогнал. Ну и что же?
Иных — принужденье ведет, мне — милость в пути проводница.
Как жаль, что святые отцы не знают блаженства двойного:
За винною чашей сидеть и видеть прелестные лица.
Подобным каламу перстом, ханжа, не клейми мое слово!
Я пропил отрепья свои, а слово в тетради хранится.
Ватага бездумных гуляк сошлась для попойки совместной,
А старец в мечети стоит и, нас проклиная, бранится.
Швырнуть свое сердце к ногам любимой — хотелось Камалю,
И бросил! А в сердце опять все то же стремленье теснится.
НОСИР БУХОРОИ
ТАДЖИКСКИЙ ПОЭТ
XIV век
* * *
Беседа с другом на пиру — вот радостная цель,
Затем и льем вино в фиал, затем и нужен хмель.
Садится пламенный душой за пиршественный стол,
А вялый сердцем домосед спешит в свою постель.
Зачем нам коврик для молитв и четки для чего?
Зачем томить коня души — не ведаю досель!
Единобожье? Что за спор? На виселицу б тех,
Кто уши все про этот вздор нам прожужжал, как шмель.
Не удивляйтесь, что скорбит в чужом краю Носир:
Далеко друг, а без друзей унынье не везде ль?
* * *
И малого врага ничтожным не считай,
Чужой он или свой — разит из-за угла.
Как солнце, ясно то, что нам уже давно
Известно от отцов, чья мудрость изрекла:
«Не сделает того и длинное копье,
Что сделает порой короткая игла».