Поэзия рабочего удара (сборник)
Шрифт:
Проснулся один
Как ошпаренный.
По заводу ходят цепи.
По цепям ползут кочегары.
К тучам.
И в тучах зажигают топки.
Бегу.
– Спасайте. Мой муж рехнулся.
Жена бежала по улице в рубашке.
– Смяли. Раздавили. Двадцать неумытых галопом…
Прожектора. Бушуют огненные лапы. Завод в горячке.
Бредит.
Чумазая сотня литейщиков.
В дерзостной панике.
– Проснитесь. Будем бить стекла.
– Стоп.
– Лязгают невидимые дизеля. Гром потушил свечи во всех церквах… Там проповеди о Страшном суде.
– Нас пока сорок… Привратники, отпирай!
– Куда вы ломитесь? Сегодня воскресенье.
– Разнимай запоры. Нас двести.
– Из котельной лезут щупальца.
По тучам шарят.
– Ищут Венеру. Ставят ее на пьедестал.
– Невидимое пламя. Неслышный грохот. Битва подземных речей.
– Сторожа. Эфиопы. Мы будем громить.
– Завода нет. Там озеро.
По середине остров.
На острове бурят колодцы.
Кораллы, звон меди.
Лабиринты.
В подземелье десятины накаленных стружек.
Стальные верески.
Поют подземный гимн.
Но озеро – море.
Горящие острова.
Колодцы без числа.
Пьют все недра.
Завод тронулся.
Он идет по морю.
Прощается с землей.
– Канаты. Ка-на-ты. Ка-на-ты!
– Сторожа, отходи.
Динамит под воротами.
Стройся, работники,
По тысячам.
Отступи.
Зажигай.
Ложись и прячься.
– Ох, мы похоронены, убиты.
– Умирайте со славой. Вас триста.
Сто тысяч в ворота.
Две минуты на вход.
На крыши, на крыши, на крыши.
Тысячи, тысячи, тысячи:
Шелест по стеклянным крышам.
– Работники деталей, последний взгляд на ваши чертежи.
Он выступает.
Чумазый, черный, подземный и небесный вместе.
К уступам, к обрывам крыш.
Железное жерло.
Заряды мысли, инструмента, воли.
Он говорит.
Зажимай крепче уши. Вагон мелинита.
С трудом… Но он выйдет.
Настраивается.
Речь…
Небо в глиняных брызгах.
Дрожит неуверенно солнце.
Сто тысяч наготове.
Мы знаем все до секунды, до терции.
Через две минуты не будет этого каменного кряжа.
Раз, два, три, четыре…
Ночь. – День?
Смерть. – Жизнь?
Минута. – Сто лет?
Европа. – Америка?
Марс. – Земля?
– Аплодируйте!
Извержение.
Падаем. Встаем.
Несемся. Стоим как вкопанные.
Сквозь землю, сквозь землю.
Аплодируем бешено.
Кряж разворочен.
Смрадный, закоптелый, прет железный
Дамбы. Эстакады. Трубы. Туннели-вокзалы.
Подземные вести.
Железные стосаженные обручи.
Жадные пасти.
Решил.
Дышит тяжко.
Тверже и тверже.
Тучи пара.
Сто паровозов наготове.
Топот на месте.
Насыпям не терпится.
Насыпи колышутся.
Веера рельс горят.
Притаились.
Разбеги, разбеги, разбеги.
Звонок.
Железный ураган вопьется в горизонт.
– Наши сто тысяч, подайтесь.
Железная пасть, раскрывайся шире.
Но там сокровища.
В глубинах звезды сигнальных фонарей.
Нажим.
Весь рельсовый веер в огнях, фонарях, колебаньях. Не кверху ли?
Или бешеным галопом обратно в землю?
Железо, мы гаркнем вместе все сто тысяч.
Наши сто тысяч еще вперед.
– Семафоры, мы ждем от вас команды.
– Семафоры, руки вверх.
Тысяча железных гвардейцев.
– И еще руки вверх.
Мы уже не в силах.
Мы должны бежать навстречу семафорам.
Галопом по насыпи.
И хоры, хоры.
Пусть все поет под ногами.
Настраивайтесь.
Рельса – камертон.
Сначала – стрелочники. Вы – настоящие поэты.
Стрелки – клавиши.
Вас сотни.
Сыгрались.
Не поприте от восторга.
Через вас всей кавалькадой.
Лягте.
Обнимайте шпалы.
Ласкайте рельсы.
Взовьемся всем веером.
В двести путей.
Сто тысяч, приготовьте нервы.
Моторы, вниманье.
Насыпи идут и растут кверху.
Подъем в сорок пять градусов.
– А дальше. А потом… – спрашивали трусы-зеваки.
Мост. Мост.
– Прямой, непреклонный. – Кричали сто тысяч.
– Через тундры и пропасти.
– Мост! Чего бы нам ни стоило.
Вы выстроились?
– Начинаем.
Праздничные погреба машин, арки, освященные смертью и победой, фантом железа.
Священный устой, начальная точка разбега, – стой, не шелохнись.
Подземная пасть с лабиринтами песен, горящие дыхания, буренье проходов, будьте нашим вдохновением.
Сто тысяч к подъему.
Запели блоки.
Полки, полки блоков. Рабочие зори. Жуткое пробуждение всему спящему.
Тройка железных богины Рубка, Чеканка и Клепка. Океаны рабочего стука на все небо.
Они прекрасны, жестоки и циничны, богини.
Чеканка надменно кричит высоким фальцетом и только зовет.
Рубка впивается бесстыдно и всему ржавому дает фиолетовое.