Поэт, прозаик и переводчик Сергей Антонович Клычков (наст. фамилия Лешенков) родом из Тверской губернии. Учился в Московском университете. Уже в ранних поэтических сборниках “Песни” (1911) и “Потаенный сад” (1913) заявил о себе как о поэте новокрестьянского направления. Возрождая в отечественной лирике жанр народной песни, развивая мотивы русского предания и сказки, Клычков переосмыслял их в романтическо-символистском плане. С началом Первой мировой войны был призван в армию. В 1921 г. вернулся в Москву, работал в журнале “Красная новь” и издательстве “Круг”.
Революцию Клычков встретил с восторгом, продолжая разрабатывать свое фольклорно-романтическое направление. Но затем из его творчества уходят сказочность и напевность, появляются вечные, философские темы, мотивы прощания и тревоги за сохранность мира природы. С середины 1920-х гг. поэт обращается к прозе (написано 6 романов). Кампания борьбы с “кулацкой литературой” не миновала и Клычкова. Его последняя книжка стихов “В гостях у журавлей” (1930) была злобно встречена критикой. Клычков вынужден был заняться переводами. В 30-е годы выходят его переложения эпических произведений народов СССР. В июле 1937 г. Клычков был арестован и вскоре расстрелян.
Леший
За туманной пеленою,На реке у краяОн пасет себе ночное,На рожке играя.Он
сидит нога на ногуДа молсёт [342] осоку…Звезд на небе много, много,Высоко, высоко.– Ай-люли! Ай-люли!Весь в серебряной пылиМесяц пал на ковыли!– Ай-люли! Да ай-люли!Задремал в осоке леший —Старичок преклонный…А в бору пылают кленыОт столетней плеши…А в тумане над лугамиСбилось стадо в кучу,И бычок бодает тучуКрасными рогами.(1910)
342
Молсёт (диалект.) – сосет, гложет.
* * *
Была над рекою долина,В дремучем лесу у села,Под вечер, сбирая малину,На ней меня мать родила…В лесной тишине и величьиМеня пеленал полумрак,Баюкало пение птичье,Бегущий ручей под овраг…На ягодах спелых и хмеле,Широко раскрывши глаза,Я слушал, как ели шумели,Как тучи скликала гроза…Мне виделись в чаще хоромы,Мелькали в заре терема,И гул отдаленного громаМеня провожал до дома.Ах, верно, с того я и дикий,С того-то и песни мои —Как кузов лесной земляникиМеж ягод с игольем хвои…(1912, 1918)
* * *
Лель цветами все поле украсил,Все деревья листами убрал.Слышал я, как вчера он у прясел [343]За деревнею долго играл…Он играл на серебряной цевне, [344]И в осиннике смолкли щеглы,Не кудахтали куры в деревне,Лишь заря полыхала из мглы…На Дубне журавли не кричали,Сыч не ухал над чащей лесной,И стояла Дубравна в печалиНа опушке под старой сосной…Каждый год голубою весноюОн плывет, как безвестный рыбак,И над нашей сторонкой лесноюВиснет темень – туманы и мрак…Редко солнце из облака выйдет,Редко звезды проглянут в ночи,И не видел никто и не видитНа кафтане узорном парчи…Невдомек и веселой молодке,Что сгоняет коров поутру,Чей же парус белеет на лодке,Чей же голос слыхать на ветру?..Он плывет, и играет на лукеРанний луч золотою стрелой,Но не вспомнят о прадедах внуки,Не помянут отрады былой…Не шелохнут лишь сосны да ели,Не колыхнут вершины берез,И они лишь одни видят Леля,Обступая у берега плес…(1914, 1918)
343
Прясло– изгородь из кольев и жердей; здесь: околица.
344
Цевна(цевка) – дудка.
* * *
Золотятся ковровые нивыИ чернеют на пашнях комли… [345]Отчего же задумались ивы,Словно жаль им родимой земли?..Как и встарь, месяц облаки водит,Словно древнюю рать богатырь,И за годами годы проходят,Пропадая в безвестную ширь.Та же Русь без конца и без края,И над нею дымок голубой —Что ж и я не пою, а рыдаюНад людьми, над собой, над судьбой?И мне мнится: в предутрии пламяПред бедою затеплила даль,И сгустила туман над полямиНебывалая в мире печаль…(1914, 1918)
345
Комли(ед. ч. комель) – обрубленные концы прутьев или хворостин, связанных в пучки.
* * *
Над серебряной рекой
На златом песочке…
ПесняЛада плавает в затоне,В очарованной тиши…На реке рыбачьи тони [346]И стеною камыши…И в затоне, как в сулее, [347]Словно в чаше средь полей,Ладе краше, веселее,Веселее и белей…В речку Лада окунулась,Поглядела в синеву,Что-то
вспомнилось – взгрустнулось,Что не сбылось наяву…Будто камушки бросая,Лада смотрится в реку,И скользит нога босаяСнова в реку по песку…Лада к ивушке присела,И над нею меж ветвейЗыбь туманная висела,Пел печально соловей…И волна с волной шепталась,И катились жемчуга,Где зарей она купаласьПо-за краю бочага. [348]А вокруг нее русалки,Встав с туманами из вод,По кустам играли в салкиИ водили хоровод…(1912–1913)
346
Тоня —собственно, рыбалка и место, где она происходит.
347
Сулея—винная бутыль, фляга, вообще посуда с горлышком (от гл.сливать); здесь: плоская склянка.
348
Бочаг—омут, глубокая яма, шире и глубже впадающей в нее речки или ручья.
* * *
Душа моя, как птица,Живет в лесной глуши,И больше не родитсяНа свет такой души.По лесу треск и скрежет:У нашего селаПод ноги ели режетЖелезный змей-пила.Сожгут их в тяжких горнах,Как грешных, сунут в ад,А сколько бы просторныхНастроить можно хат!Прости меня, сквознаяЛесная моя весь,И сам-то я не знаю,Как очутился здесь,Гляжу в безумный пламеньИ твой целую прахЗа то, что греешь камень,За то, что гонишь страх!И здесь мне часто снитсяОдин и тот же сон:Густая ель-светлица,В светлице хвойный звон,Светлы в светлице сени,И тепел дух от смол,Прилесный скат – ступени,Крыльцо – приречный дол,Разостлан мох дерюгой,И слились ночь и день,И сели в красный уголЗа стол трапезный – пень…Гадает ночь-цыганка,На звезды хмуря бровь:Где ж скатерть-самобранка,Удача и любовь?Но и она не знает,Что скрыто в строках звезд!..И лишь с холма киваетСухой рукой погост…(1924)
* * *
И потеряли вехи звезд…Они ж плывут из года в годыИ не меняют мест!Наш путь – железная дорога,И нет ни троп уж, ни дорог,Где человек бы встретил БогаИ человека – Бог!Летаем мы теперь, как птицы,Приделав крылья у телег,И зверь взглянуть туда боится,Где реет человек!И пусть нам с каждым днем послушнейВода, и воздух, и огонь:Пусть ржет на привязи в конюшнеИльи громовый конь!Пускай земные брони-горыМы плавим в огненной печи —Но миру мы куем запоры,А нам нужны ключи!Закинут плотно синий полог,И мы, мешая явь и бред,Следим в видениях тяжелыхОдни хвосты комет!(1925, 1930)
* * *
Я устал от хулы и коварстваГоловой колотиться в бреду,Скоро я в заплотинное царство,Никому не сказавшись, уйду…Мне уж снится в ночи безголосой,В одинокой бессонной тиши,Что спускаюсь я с берега плеса,Раздвигаю рукой камыши…Не беда, что без пролаза тинаИ Дубна обмелела теперь:Знаю я, что у старой плотины,У плотины есть тайная дверь!Как под осень, опушка сквозная,И взглянуть в нее всякий бы мог,Но и то непреложно я знаю,Что в пробоях тяжелый замок!Что положены сроки судьбою,Вдруг не хлынули б хляби и синь,Где из синих глубин в голубоеПолумесяц плывет, словно линь…Вот оно, что так долго в печалиВсе бросало и в жар и озноб:То ль рыбачий челнок на причале,То ль камкой [349] околоченный гроб!Вот и звезды, как окуни в стае,Вот и лилия, словно свеча…Но добротны плотинные сваи,И в песке не нашел я ключа…Знать, до срока мне снова и сноваЗвать, и плакать, и ждать у реки:Еще мной не промолвлено слово,Что, как молот, сбивает оковыИ, как ключ, отпирает замки.(1928–1929)
349
Камка(камча) – шелковая китайская ткань с узорами, “дамасский шелк”.