Поглотитель

Шурыгин Алексей

И это эхо, проникая в каждую клетку моего естества, искало в нём отклик. Искало и не находило.

— Дай ему имя, — послышался голос девушки. — Так привязка будет окончена.

— Дамокл, — внезапно, и прежде всего для самого себя, мои губы прошептали слово. Как оно вообще закралось в мою голову? Из каких потаённых уголков памяти было взято? Но все эти мысли тут же улетучились, ибо в момент получения имени револьвер вспыхнул алым сиянием и словно втянулся в руку, оставив после себя на ладони небольшой шрам.

— Теперь просто пожелай, и револьвер с полным боезапасом окажется в твоей руке.

— Нужно бы потренироваться в стрельбе, — нахмурился я, понимая, что времени мне никто давать не собирается.

— Согласна, — тоже понимая очевидный факт, сказала Лена и вытащила из спичечного

коробка белую шкатулочку. — Это драже концентрированной энергии. Если почувствуешь истощение, обязательно прими одну. Всего девять таблеток. Вот так открывать.

Она показала мне, куда жать и откуда должна появиться спасительная таблетка.

Спустя час на парковке у бизнес-центра «Салют».

Сказать, что ситуация мне не нравилась, — откровенно промолчать. Здесь попахивало не просто суицидом, а в какой-то изощрённой форме. На тридцатом этаже располагался офис некой компании «Акцент плюс». Данная контора занималась брокерскими схемами и, как я подозреваю, не брезговала мошенничеством. А потому мне сейчас приходилось под невидимостью тренировать свою выносливость, преодолевая одну ступеньку за другой по бесконечной лестнице вверх. Кулон скрытности тоже выдала мне Лена с простенькой инструкцией по применению. Зелёный камушек в серебряной оправе активировался простым прокручиванием. Причём этот артефакт делал меня незримым не только для глаз живых, но и стеклянных глаз вездесущих камер наблюдения. Лифт почему-то не работал — это из минусов; из плюсов — здание уже эвакуировали. Непонятно, чего хотели террористы, каковы причины нападения, но это было не важно. У меня был час на всё про всё, ибо спустя именно этот срок начнётся штурм, где умрёт очень много невинных сотрудников полиции, а некоторых инфицирует ликантроп. На мои выпученные глаза и очевидный вопрос, почему мы не живём в обществе оборотней, девушка тут же пояснила: далеко не все способны пережить первую трансформацию. Нужна как минимум спортивная форма спецназовца и, как максимум, высокая ментальная сопротивляемость. Если оборотень обратит сильного телом, но слабого духом, это станет настоящей катастрофой, ведь на выходе получится неконтролируемый монстр. Собственно, одна из причин, по которой ликантропы не устраивают массовый естественный отбор для пополнения своих рядов, является моё появление здесь. Всегда находятся охотники, причём это не обычная выписка из статистики, а некий мистический механизм самого мира. Каждый раз, когда вампиры, оборотни или другие герои фэнтези переходят некую незримую и неизвестную черту, например, устраивают массовую резню с применением своих неординарных способностей, рождается Охотник. Именно так, с заглавной буквы. Человек, в котором что-то меняется. Он обретает не суперсилу или магию, совсем нет, Охотник начинает интуитивно понимать, как ему действовать. Он знает, как убить и выследить тварь, и всё это происходит постепенно: сначала он становится невольным свидетелем (случайно выжившим) перехода черты, потом человека охватывает идея, которая не отпускает его уже никогда. И не важно, какая она будет (может даже расистская, где человек решит, что никто, кроме людей, не имеет права на существование), главное, что она поглотит его и заставит двигаться в нужном миру направлении. Увы, но этот механизм однажды сыграл с нами злую шутку, породив Гитлера. Да, у меня тоже были круглые глаза, когда я услышал эту историю, но Марти в минуты отдыха любил удивлять, а потому рассказал мне всё в деталях, о которых мог знать лишь непосредственный свидетель.

Отступление

Гитлер Адольф был обычным художником. Он не обладал каким-то ярким талантом или внутренним стержнем. Он просто был и хотел быть дальше; как бы это ни звучало, но его вполне это устраивало. Но когда началась война, он с удивлением обнаружил в себе ранее невиданную страсть к ратному делу. Вот только после ранения, отравления и полного поражения Германии его энтузиазм исчез, оставив после себя лишь бессильную злобу и апатию. Он ещё что-то делал, чем-то занимался, но так, по инерции, не понимая, куда двигаться дальше и что делать. А потом, в одном из кафе в Мюнхене, он увидел его. Еврей сидел за дальним столиком и гортанно смеялся. Его огромное лицо конвульсивно дергалось, заставляя множество складок колыхаться. И, глядя на это уродливое подобие человека, в пустой душе Адольфа что-то встрепенулось. Ненависть. Та самая, которая была лишь вуалью, укрывающей внутреннюю поломку самой души, внезапно уплотнилась и обрела цвет и форму. Вполне определённую. И эта форма сейчас, подобно борову, тряслась в очередном приступе смеха. Рядом с ним было две юных девушки, которые прижимались к жирному еврею и жеманно хихикали вместе с ним. И от этой картины Гитлеру стало так мерзко, что он уже порывался встать и выйти вон, но боров сделал это раньше. Жестом подозвав официанта, который был тоже немцем, он по-хозяйски кинул ему пачку купюр и с грацией слона вылез из-за стола. Раболепная улыбка получившего подачку добила выдержку Адольфа,

и он всё для себя решил. К нему пришло осознание, вполне конкретное и ясное: война не окончена. Она здесь и сейчас, и враг среди нас.

Поглощённый этим очевидным ныне фактом, он медленно двигался по ночной прохладе Мюнхена следом за уехавшей машиной. Случайно на выходе Адольф услышал адрес, по которому увезло такси борова с его шлюхами, продавшими не столько своё тело, сколько родину и расу. Шаг за шагом Гитлер всё больше погружался в собственные фантазии, которые с каждым прожитым вздохом приобретали всё более конкретные очертания и путь. Он и сам не заметил, как упёрся в загородное поместье. Мрачное и неприступное, ограждённое чёрной металлической вязью высокого забора. Когда мужчина поднял взгляд на дом еврея, в его глазах уже не было апатии или нерешительности. Там горел огонь, который ещё не мог пожрать в своём вечном голоде страну и мир, но его уже было достаточно для одного жирного борова. Спустя час он нашёл дыру в задней части забора и под покровом тьмы проник на территорию. Странности начались в тот момент, когда Адольф подошёл к порогу чёрного выхода на заднем дворе. Гитлер ощутил ужас и радость одновременно. Это было настолько невероятно, что он упал на колени, а из его глаз потекли слёзы радости и горя. Чувства разрывали его изнутри, метаясь от одной крайности к другой, не позволяя мыслить и действовать. Так продолжалось неопределённое время, а потом, в мешанине эмоций, он ухватился за определённую. И вновь якорем, который дал ему повод для жизни, стала ненависть. Она вытеснила всё и подняла на ноги. А затем Гитлер вошёл в дом, и как только порог был пройден, он услышал женские крики. Точнее, это были стоны, смешанные со стенаниями. Боль и удовольствие, счастье и горе смешивались в этих звуках, создавая невероятную симфонию противоречивых чувств.

Адольф шёл на слух, попутно взяв со одного из множества столов большой разделочный нож. На голову нещадно давило, но ярость, которую он питал разочарованием из-за проигранной войны, личным фиаско на творческом поприще и неудачными отношениями с женщиной, не дождавшейся его с фронта, превращала его в ментальный ледокол, прорезающий бескрайние льды чужих чувств. Он игнорировал нарастающую боль в висках, а потом перед ним предстала невозможная картина. Их было двое: два демона с головами воронов. Один — чёрный, как ночь, с человеческими волосатыми руками и ногами; его туловище покрыто перьями, а на шее висел ярко сияющий на чёрном фоне медальон с алым рубином на золотой цепи. Существо каркало и хваталось за живот, глядя на извивающихся в пене и стонах двух женщин.

«Тот самый боров», — подумал Адольф.

Второй был противоположностью первого: тонкий и утончённый, в белом пиджаке и брюках, и, если бы не зелёные крылья за спиной, его можно было бы спутать с арийцем. Существо сидело в кресле и жадно наблюдало за страданиями жертв. Его изумрудные глаза светились, а зала была забита телами немцев, ментально пожранных этой парочкой. Жирный был выходцем из ада, а франт относился к плеяде ангелов. И убить их можно только сейчас, пока они заняты едой…

Эти мысли пронеслись в голове Адольфа, не давая задуматься, откуда пришли новые знания и цену за них. Гитлер интуитивно знал, куда и когда нужно бить, а потому, когда он ворвался в комнату, на него никто не обратил внимания. Адольф замахнулся и воткнул длинный острый столовый прибор сначала в белого, в затылок. Нож оборвал бессмертную жизнь твари, заставив чёрного оторваться от шлюх и поднять глаза на Адольфа. И в этих чёрных бусинках Гитлер увидел себя. Он уже второй раз ясно осознал свой путь. Пусть это будет путь, который принесёт немцам превосходство, путь, от которого мир будет дрожать от страха, и начнёт он с истребления этих тварей, прячущихся среди еврейской погани.

Когда Адольф Гитлер вышел из дома существ, не имевших ничего общего с иудаизмом, за его спиной не осталось живых женщин; он не пощадил и их. Его извращённая суть, породившая ужасающую идею, безумным образом перемешалась с механизмом самозащиты мира. На выходе получился фанатик, искренне верящий в свою непогрешимость. И мистическая сила мира предала ему способности и знания о Меаместах и Теаместах, рождавшихся только среди евреев. Но были нюансы: дети всегда невинны, даже если они отличаются по расе или виду. Большинство из них проживают свои жизни как обычные смертные и не пробуждают спящие внутри гены, но для Адольфа, которого мир снабдил этой информацией, это не имело значения. Он ненавидел евреев, а когда узнал, что среди них есть и нелюди, уверился в своём пути.

Настоящее время. Лестница высотки.

От таких историй стыла кровь. Жуткое стечение обстоятельств превратило обычного больного ублюдка в угрозу для человечества. Невольно задумаешься о магическом даре как о лотерее. Это в нашем мире маги не могут родиться, а что же касается иных мест? Что, если магию вручить подростку? Скольким сносит крышу от безнаказанности и силы? Множество мыслей прокручивал мозг, пока ноги не принесли меня на нужный этаж.