Погоня за судьбой
Шрифт:
… Стояла жара, белое солнце беспощадно обжигало лучами потрескавшуюся почву, из которой тут и там робко пробивались жёлтые сухие веточки местных растений. Я лежала в сиденье кабриолета, закинув ноги на лобовое стекло, а Марк расслабленно, одной рукой вёл машину по пустому прямому шоссе. На нём была пёстрая гавайская рубашка, на носу темнели солнцезащитные очки, а волосы его развевались по ветру. Он повернулся и сквозь шум ветра прокричал:
– Как думаешь, до заката доберёмся?!
– Конечно, доберёмся! Разве было
– Один момент, мне надо отлить…
– Без физиологических подробностей никуда, правда, Марик?
– Что естественно – то не безобразно!
Машина, поднимая пыль, съехала на обочину и остановилась. Марк, не открывая дверь, выпрыгнул наружу и поднялся на небольшой придорожный холмик. Приложив руку ко лбу, он несколько секунд всматривался куда-то вдаль, после чего скрылся за насыпью.
Я повернулась и стала смотреть на дорогу впереди. В уходящем вдаль полотне, казалось, отражался знойный вибрирующий в причудливом ритме воздух. Он извивался, подобно красавице из восточных сказок, танцующей танец живота. Зрелище было завораживающим, и я не могла оторвать взгляд от этого вечного движения. Прошло некоторое время, а Марка не было. Он что там, присесть решил?
Я выбралась из машины и стала взбираться на холм, на котором пару минут назад стоял Марк. На вершине я остановилась. Передо мной открылась бескрайняя голая пустыня без единого признака жизни. Ветер гнал песок вдоль барханов, закручиваясь в пылевые вихри. Марка не было.
– Марк! Хватит прятаться!
В лицо повеял прохладный ветерок. Никто не отозвался. Одиночество сдавило сердце тисками, и я что было силы закричала:
– Ма-а-арк! Не уходи!
– Марк… – прошептала я и открыла глаза. Было темно и тихо, только тускло горела синеватая лампочка ночника. Я взглянула на часы – стояло раннее утро. Голова раскалывалась, как это обычно бывало на следующий день после боевых стимуляторов, но я быстро оделась и вышла в коридор. Проходя мимо комнаты Марка, я заглянула через приоткрытую дверь. Заметно порозовевший, он сопел теперь в койке, накрытый одеялом из овчины.
У меня отлегло, я вернулась в свою каюту и наконец позволила себе принять душ. Бросив мимолётный взгляд в окно, я заметила деревья и снежные сугробы. Судя по тому, что времени прошло немало, а вокруг царила тишина, Надюша всё-таки нашла неплохое место, где можно было спрятать корабль.
Горячая вода расслабляла, смывая свинцовую тяжесть с уставшего тела. Наверное, нет ничего лучше, чем просто постоять под потоком ласковой горячей воды… А потом, конечно же, съесть что-нибудь вкусное, чтобы порадовать желудок. Я вспомнила принесённый Марком со станции жареный палтус, бесконечно далёкий и столь же бесконечно вкусный – таким он казался мне сейчас, когда желудок ворчал, требуя себе занятие…
В кают-компании одинокий профессор Мэттлок сидел у окна и вглядывался в раскинувшуюся
– Какое великолепие, Лиза, вы только поглядите! Никогда не думал, что окажусь в столь красивом месте!
– Не потому ли оно такое красивое, что сюда не ступала нога человека?
Я прошла к синтезатору пищи и выбрала блюдо. Пожужжав, механизм выплюнул тарелку с овощным рагу и рыбным стейком, и желудок тут же нетерпеливо заворчал. Я присела напротив профессора. Тот заметил:
– Я думаю, что за эти сотни лет на матушке-Земле не осталось места, где бы человек не побывал.
Мне было что сказать – и про горы мусора, которые неизменно остаются после людей, и про разорённую природу, но рот мой был занят. Я уплетала завтрак, а Мэттлок задумчиво глядел в окно. Неожиданно на пороге показался дядя Ваня с каким-то выпуклым цилиндром, зажатым в манипуляторах. Мы с профессором вопросительно уставились на киборга, и Мэттлок неожиданно воскликнул:
– Иван, да это же… самовар?!
Ваня радостно воскликнул:
– Он самый! Я всё ждал подходящего случая, чтобы пустить его в дело, и наконец дождался!
Подкатившись, он водрузил блестящий пузатый самовар на стол. Повернувшись ко мне, он вкрадчиво промолвил:
– Лизонька, дорогая, сделай доброе дело – сходи в лесок за сосновыми шишками.
Я в недоумении уставилась на него.
– Сосновые шишки?
– Да, такие круглые, коричневые, чешуйчатые, их ни с чем не спутаешь. Валяются себе, понимаешь, под деревом…
Я раздраженно прервала его:
– Прекращай, я знаю, что такое сосновые шишки.
– Отлично! – он перевёл взгляд на профессора. – Ну как вам, Рональд, родная Земля? Поди, не были на ней бессчётное количество лет?
– Да… Лет уже, наверное, тридцать. И, знаете, не особо-то и скучал, но в такое прекрасное место и не надеялся попасть…
Я доела завтрак и поднялась. Оставив праздно болтающих ни о чём стариков, добралась до своей каюты, сдвинула в сторону дверцу гардероба и стала прикидывать, как лучше одеться. За бортом стояла мягкая зима, термометр показывал минус десять градусов, поэтому я решила надеть тёплый свитер с горлом, кожаную куртку с подкладкой и джинсы с ботинками. Без оружия я чувствовала себя неуютно, сняла с крючка кобуру с пистолетом и привычно пристегнула к бедру. Вот теперь можно было и прогуляться…
Трап со свистом опустился, и передо мной предстала волшебная картина – вздымающиеся в высоту вековые ели, медленно спускающиеся с небес крупные снежинки при полном штиле, журчание ручья где-то недалеко. Ввысь уходил щербатый горный склон, а чуть левее, за кормой корабля, из-за деревьев проглядывало озерцо. Я вышла на мягкий пушистый снег. Под исполинами, стоявшими почти вплотную к кораблю, наносов почти не было – при посадке сугробы разметало в стороны, а нападавший за эти сутки снежок нависал сверху, на разлапистых еловых ветках, поэтому я могла без труда передвигаться по твёрдой промёрзшей почве.