Пограничники на Афганской войне
Шрифт:
Из Калаи-Хумба Данилушкин и я были вызваны в штаб операции, на заставу «Иол» Московского погранотряда, куда прибыл генерал Харичев с группой офицеров округа. Решили провести дополнительную операцию. Задача оставалась прежней: уничтожить бандитов в Куфабском ущелье. Одновременно перекрыть перевалы, ведущие в ущелье, пресечь любое возможное перемещение банд в ту и другую сторону. Подразделение капитана Богданова к операции не привлекалось. Настала пора подразделения Анохина. Эта мангруппа должна была составить основу сводного боевого отряда. Одна застава вместе с «огневиками» майора Евгения Кима являлась группой прикрытия, командовать которой поручили мне. По замыслу штаба, создавалось еще два заслона, под командованием полковника Данилушкина и заместителя начальника штаба Хорогского погранотряда подполковника Якунина. Начало операции назначили на 24 октября.
В нашем распоряжении оставалось два дня на подготовку
Подготовка мангруппы к операции проходила в Рохаке, что в 20 километрах от погранкомендатуры. Неожиданно офицеры обратились ко мне с просьбой отправить начальника одной из застав маневренной группы старшего лейтенанта Логвиненко за какими-то необходимыми им вещами, которые они якобы оставили в комендатуре. Но я знал истинную причину этой просьбы: в Калаи-Хумб, проделав трудный путь на попутной машине, из Мургаба приехала жена Логвиненко – юная, хрупкая красавица с огромными карими глазами. Видно, какое-то необъяснимое женское предчувствие подсказало любящему сердцу преодолеть опасные километры Памирского тракта, чтобы увидеть мужа в последний раз. Утром 24 октября Логвиненко вернулся.
В Рохак прибыл взвод сарбозов во главе с лейтенантом, а также наши офицеры: капитан Григорьев – из комендатуры «Калаи-Хумб» и капитан Ассадулаев – из Хорогского отряда, тот, что первым 7 января 1980 года переправлялся в Нусай. Они и афганцы должны были войти в состав сводного отряда.
На рассвете 25 октября вертолеты забросили нас на горное плато, расположенное у истоков ущелья, на высоте около 3000 метров. Я со своей группой остался на месте, а сводный отряд под командованием заместителя начальника штаба Московского погранотряда майора Евгения Климова начал действовать. Они спустились в ущелье, будто в какое-то глухое подземелье: почти сразу исчезла радиосвязь. В горах по-другому и быть не могло – надежды на устойчивую связь часто не оправдывались. Как и при проведении операции в 80-м году, в качестве воздушного командного пункта и ретранслятора использовался вертолет. Поэтому мы не знали, что происходит с основной группой. Ждали информации из «Иола».
На этом я прерву свой рассказ и предоставлю слово пограничнику Александру Толстых. Это одно из писем, которые в свое время пришли в адрес создателей Книги Памяти о воинах-пограничниках и чекистах, павших в Афганистане:
«Здравствуйте, уважаемые товарищи! Получил письмо от родителей погибшего друга, что готовится к изданию Книга Памяти. Может быть, мои воспоминания чем-то вам помогут.
Призывались мы весной 1980 года. Отслужили больше года на Памире, а осенью 1981 года были направлены в ДРА. Но сразу туда не попали. У самой границы наша десантно-штурмовая мангруппа проходила долгую подготовку. Через некоторое время началась боевая работа. Нас забрасывали на вертолетах в приграничные афганские кишлаки, но вначале никаких боевых действий не происходило. Как нам казалось, отцы-командиры излишне осторожничали, старались избежать потерь. Даже обижались на них: не дают, мол, «поработать».
В ночь на 25 октября нас подняли по тревоге. Саша Львов со своим взводом отправился в кишлак и там нарвался на засаду. Бой в каменном мешке длился часов 5–6. «Духи» били с двух сторон и не давали поднять головы. Саня с друзьями под огнем вытаскивал раненых и убитых. Потом он рассказал, что вначале был страх, растерянность, а затем только злость и безразличие к смерти.
Мокрые, голодные, смертельно уставшие, они не могли зажечь ни костра, ни даже спички. На каждый огонек или шорох обрушивался шквал свинца. Из своей засады «духи» кричали: «Русские, сдавайтесь!» К утру все стихло, «духи» ушли. Ребята какое-то время оставались на позициях. Не те вчерашние беззаботные ребята, а солдаты, за ночь увидевшие смерть боевых друзей, почувствовавшие ненависть к врагу,
Было потом еще множество операций, мы узнали, почем фунт лиха. Но самое главное, мы почувствовали, как дорога нам наша Родина, наша земля, наши люди. Саша всегда говорил: «Лишь бы вернуться домой. Я так боюсь умереть, не увидев мать, отца, сестренку Таню, мой город Златоуст…» И не увидел. Оставались считанные дни до возвращения домой, и в последней операции он подорвался на мине. Произошло это 17 мая 1982 года».
Письмо Александра позволяет в какой-то степени увидеть трагедию глазами рядового участника. Так же, как и 17 октября, сводный отряд попал в засаду. Это произошло 25 октября во второй половине дня.
Взвод афганцев почти полностью бандиты уничтожили сразу. Огонь обрушился на колонну Климова. Сам он был ранен, но пытался принять меры по организации обороны. Вскоре погиб начальник заставы старший лейтенант Валерий Логвиненко. Убит пулеметчик. Его тут же заменил капитан Григорьев, но пуля сразила офицера. Снайпер! Замполит мангруппы капитан Дерендяев по рации связался с вертолетами, навел их на цель. Но «духи» выследили и его. Опять снайпер! Когда вторая пуля пронзила Александра, он прошептал: «Держитесь, ребята».
По позициям бандитов были нанесены авиационные удары, высажены группы десантников, которые спасли окруженных. Под покровом ночи они выводили оставшихся в живых, выносили раненых и убитых.
Группы Данилушкина, Якунина и моя оставались на перевалах еще почти две недели.
Бандиты так и не смогли выйти из ущелья, а авиация сделала свое дело.
За это время мой гарнизон пополнился подразделением десантников, которыми командовал капитан Борис Марков. Это они шли на выручку попавшим в засаду. О таких офицерах, как Борис Иванович Марков, стоит сказать особо. Он командовал тыловыми подразделениями в Пянджском отряде, а капитан Павел Павлович Базанарчук был начальником клуба в Московском отряде. Эти и многие другие офицеры в силу своих служебных обязанностей решали зачастую самые мирные проблемы. Но офицер всегда остается офицером. Время поставило иные задачи, и проявились прекрасные боевые качества этих молодых людей. Они не только отличались личной храбростью, но умело руководили боевыми действиями вверенных им подразделений. К таким энергичным офицерам относятся тогдашние капитан Владимир Жук, старшие лейтенанты Валерий Пекшин, Валерий Роман, Геннадий Попов. Список этот можно значительно расширить.
5 ноября поступила команда на подготовку к вылету. Наша страна готовилась к празднованию 81-й годовщины Октября. Пришла радиограмма: «Вертолеты будут в 11 часов 6-го». Поднял людей затемно. Сохраняя боевое прикрытие, готовились к вылету. Всяческих грузов накопилось множество: боеприпасы, радиостанция, палатки, полевые кухни, печки. Установка была четкая – ничего не оставлять на месте пребывания заслона. Рассвело. Первая тройка вертолетов пришла не в 11, а в 8 часов. Ах, какими добрыми словами я вспомнил тогда известный анекдот о «ефрейторском зазоре»! Грузились быстро. Каждые 20–30 минут приходили «борты». А тем временем погода ухудшалась, с вершин спускалась серая мгла, приближалась снеговая туча. Еще немного времени – и мы окажемся в ее непроглядных «объятиях». Высота-то почти 3000 метров. Надо было успеть снять всех. С последней тройкой вертолетов уходила замыкающая группа: 20 человек прикрытия, ополченцы – ватанпарасты, защитники родины, как они себя называли (ватан – родина), под командованием Базора, моего старого знакомого, того, что сопровождал десантников Файзиева при движении по ущелью к кишлаку Даргак 23 февраля 80-го года, и несколько офицеров. Первый борт забрал 11 десантников. Взревели движки, он начал движение, чуть оторвался от земли и вдруг как-то неестественно накренился и… Такое можно увидеть только в кино, когда смотришь и удивляешься – молодцы киношники, здорово отсняли эпизод! Но в жизни, когда катастрофа происходит в тридцати метрах от тебя, это выглядит страшно. Лопасти несущего винта ударились о землю и разлетелись осколками, хвостовая балка переломилась, как хрупкая хворостинка, корпус завалился набок, появилось пламя. Я увидел, как летчики упавшего вертолета выскочили через люк и бросились к соседней машине, которая немедленно взлетела. Взорвалось топливо, загремели взрывы НУРсов и всего того, чем был начинен вертолет. Но где же одиннадцать десантников? Смогли ли они выбраться из охваченной пламенем машины? Офицеры, которые остались со мной, бросились на поиски. Наши крики заглушались грохотом разрывов. Никто не отзывался. Неужели десантники остались там, в горящей западне? Наконец метрах в 50 от дымящих и стреляющих остатков того, что 20 минут назад было прекрасной винтокрылой машиной, над камнями показался один, другой и – какое счастье! – все одиннадцать испуганных, чумазых ребят. Осмотрели, ощупали всех. Целы!