Похищение чародея
Шрифт:
Наконец он разглядел зелень секретарской скатерти и поплыл к столу. В тумане над столом покачивалась крепкая фигура секретаря. Секретарь был в тельняшке и бескозырке, на которой золотыми буквами было написано «Аврора». «Повезло, — подумал Колобок. — В самом центре событий будет находиться». Два пожилых джентльмена с острыми, неумело наклеенными бородками и в одинаковых черных жилетах ритмично взмахивали руками, пытаясь заставить матроса подписать трудно различимые в дыму бумаги.
Матрос между тем говорил по двум телефонам и, время от времени прикрывая ладонью
«Надо бы сказать им — недоразумение получается, — подумал Колобок. — В семнадцатом еще не было буденовок. И самого Буденного не было. Запад будет смеяться».
Последние слова нечаянно вырвались наружу и прозвучали в комнате в тот редкий момент, когда в ней наступила кратковременная тишина.
— Что? — спросил матрос Грушев, приподнимаясь над столом и уперев в зеленое сукно телефонные трубки. — Кто там о Западе?
Тут Грушев распознал Колобка из Эрмитажа.
— А, привет! — сказал он. — Что ты там о Западе гуторил?
Колобок подумал, что Грушеву нелегко приходится вживаться в образ простого человека, морского волка.
— Здравствуй, товарищ Грушев, — ответил попросту Колобок. — Буденовку зачем на бойца надели? Это же изобретение Первой Конной, так сказать, в пламени Гражданской войны.
— Дурак, — сказал Грушев. — Шпак сухопутный. У нас что, консультантов нет? Это же Тематьян — он в театрализованном представлении будет участвовать, после нашей победы. Не читал разве «Пятьдесят лет в один вечер»? Там у нас и правые уклонисты будут, и строители Беломорканала. Зачем пришел?
Спросив так, Грушев, не дожидаясь ответа, приложил к ушам телефонные трубки и локтем отпихнул обоих джентльменов в жилетках.
Зайдя сбоку, Колобок придвинулся к столу и присел на свободный стул.
— Я насчет милиции, — сказал он.
Грушев не расслышал. Колобок решил подождать.
— Петропавловка! — кричал секретарь в трубку. — Петропавловка! Сейчас к тебе политзаключенных приведут! Да нет, не антисоветчиков! Наших людей, пролетариат! Из управления охотничьего хозяйства и рыбнадзора. Значит, так, распределишь их по камерам… Да подожди ты! — Во вторую трубку: — «Это не тебе…» Так вот, постельным бельем не обеспечивай. Товарищи предупреждены. Два дня и на голом поспят. Деды их страдали… Страдали, говорю! С питанием? Питание будет. Из столовой «Белые ночи». Они знают… Нет, ты запирай, запирай, чтоб комар носу не подточил. Главное — историческая правда. Правда, говорю! Охрана в пути! А пока музейных сторожей мобилизуй. Как так — возражают? Пообещай сверхурочные! С приветом!
Грушев бросил телефонную трубку и крикнул во вторую:
— Это Коган? Коган, слухай сюда!
Зазвонил первый телефон, и Грушев поднял трубку, кинул в нее: «Сейчас!» и отбросил, как змею.
Колобок подобрал осиротевшую трубку.
— Это райком? — спросил дрожащий женский голос.
— Общественный инструктор Колобок слушает.
— Послушайте, товарищ общественный инструктор, — пропел женский голос. — Синяя полоса сверху или снизу?
— Какая полоса?
— На русском
— Сейчас. Может, товарищ Грушев вам поможет.
Колобок передал трубку матросу. «Черт знает что, — подумал он, — не знаю, какой должен быть флаг. Привык как-то, что красный».
— Минуточку, — сказал Грушев трубке и продолжал кричать в другую: — Так ты, Коган, не крути, ты эти штучки брось! Твой Бунд и одной комнаткой обойдется. Что я тебе, Таврический дворец отдам? Вы же активного участия не принимали. Что Маркс? При чем тут Маркс? Знаешь что, кончится мероприятие, я тебя к партответственности привлеку. Да-да, за демагогию. Маркс нацпринадлежности не имеет. Он великий учитель рабочего класса, и ты это учти. И вообще, я тебе сейчас нескольких украинских товарищей подкину, а то ты, я вижу, желаешь в свой Бунд одних евреев набрать. Не хочешь хохлов? Тогда принимай армян. Они тоже брюнеты.
…Девушка! — схватил Грушев другую трубку. — Чего у вас? Синий, думаешь? А ты энциклопедию посмотри. Большую. Нет, говоришь? Так позвони историкам. Что? Знаешь, Смирницкая, это принципиального значения не имеет. Кто разберется — что сверху, что снизу? В телевизоре все равно серым будет.
…Ты еще здесь, Колобок? — сказал Грушев, бросая трубку. — Пошли в коридор, отдышусь.
Они вышли в коридор. Джентльмены в наклеенных бородах бросились было за секретарем да потеряли его в дыму.
— Сюда, — сказал Грушев. — А то настигнут.
Они прошли в мужской туалет. Грушев распахнул форточку, и в нее сразу влетел мокрый осенний ветер. За замазанным до половины белой краской окном висело серое грустное небо.
— Жду инфаркта, — вздохнул Грушев. Поправил бескозырку. — Ох, сорвем мероприятие, опозоримся. Китай знаешь как на нас смотрит? Внимательно… Только и ждет осечки, чтобы развернуть кампанию травли. А как с людьми работать? Слышал, что этот Коган говорит? Маркс, говорит, был еврей, а участвовал в революциях. Ну, я ему еще покажу.
— У нас тоже нелегко, — сказал Колобок. — Ты же знаешь.
— Да что там. Вы ж юнкера?
— И юнкера, и женский батальон смерти. Девчата наши.
— Ну и сидите. Вот кировцам и «Электросиле» придется под дождем через весь город идти. А вам что?
— Я к тебе пришел с вопросом. Может, не вовремя, но хочу все-таки спросить.
— Валяй, — сказал Грушев, печально глядя в окно.
— Ты скажи, милиция на площади будет?
— Когда?
— Да во время штурма.
— А почему это тебя волнует?
— Понимаешь, посоветовались мы тут с товарищами. Есть опасность, что могут пострадать культурные ценности. Возьмут Зимний…
— Ты это не надо. Ты за кого наш питерский пролетариат принимаешь?
— Я не про пролетариат. Нас сейчас никто не слышит. Случайные люди затесаться могут. Выпьют по дороге. Ну и дадут прикладом по витрине. Я ж о государственном забочусь.
— М-да, — сказал Грушев. — Есть и такая опасность. Но небольшая.
— Так будет милиция? Может, ее в Эрмитаж поставить?