Похищение чародея
Шрифт:
— Граждане свободной России! Счастье не за горами! Мои верные казаки ждут приказа!
На складе была очередь, и Зося проторчала там до четырех часов. Она волновалась, что не успеет в детский сад за дочкой.
Молоденький лейтенант милиции перед ней получал жандармскую форму. Он немного смущался и даже сказал Зосе:
— Помните у Лермонтова:
И вы, мундиры голубые, И— Да, — ответила Зося. — Это когда он уезжал на Кавказ.
— Жандармы были ненавистной народу организацией, — сказал лейтенант. — А я на заочном юридическом учусь. На четвертом курсе. Вы кого будете изображать на торжествах?
— Ой, и не говорите, — ответила Зося. — Мы женский ударный батальон. Охрана Зимнего.
— Маяковский про вас писал, — сказал лейтенант. — Только не помню точно слов. Что-то обидное.
— Как уговорю моих девчат, даже не представляю, — сказала Зося. — Говорят, у нас на рукавах будут череп и кости. Такой позор!
— Ничего в этом позорного нет, — вмешался в разговор старичок в пенсне. — Я отлично помню, что в среде этого батальона были очень порядочные женщины, попавшиеся на удочку царской агитации. Например, моя тетя Глафира Семеновна, впоследствии видный работник на ниве сельского просвещения, незаконно репрессированная в тридцать пятом году.
— А вы кто будете? — строго спросил лейтенант.
— Черная сотня, — сказал старичок не без гордости. — С хоругвями и образами.
— А чего же здесь вам получать?
— Как чего? А поддевки, картузы, сапоги? У нас очень обширный инвентарь. Говорят, все импортное.
— М-да… — Лейтенант смотрел на старичка с неприязнью. Зосе показалось, что он хочет сказать: а не был ли ты, голубчик, в этой черной сотне до семнадцатого года?
Но старичок как будто угадал мысли лейтенанта, улыбнулся лукаво и сказал:
— Вы, молодые люди, только не поддайтесь ложному впечатлению, что я сочувствую правым силам. В черную сотню выбраны люди многих национальностей. В том числе армяне, евреи, грузины и даже один товарищ корейского происхождения. Это наш интернациональный долг — показать врагов во всем их гнусном обличье.
Лейтенант ушел следить за погрузкой мундиров, старичок задремал на деревянной скамье.
— Вашу накладную, пожалуйста, — сказала женщина в окошке.
Зося передала ей документы.
— Вам, девушка, придется самой на склад пойти. Шинелей не хватит. Кое-кто куртки из кожемита получит. Если возражаете — завскладом вторая дверь налево.
— Я не возражаю, — сказала Зося, которая очень спешила. — Пусть будут куртки.
— Дура! — проснулся черносотенец. — Они натуральную кожу себе расхватали. Ты на них в райком подай.
Когда кладовщица откричала свое на старичка, Зося, получив куртки, черные шинели и еще специальный пакет с нашивками, которые надо будет завтра пришивать своими силами, села в кабину рядом с шофером.
Грузовик долго ехал по Московскому проспекту, потом свернул на Лиговку. Улицы были оживленны. С брандмауэров снимали вывески сберегательных касс и рекламы
Перед воротами какого-то номерного предприятия на мокром асфальте лежал длинный лозунг «Встретим славное пятидесятилетие новыми трудовыми успехами». По лозунгу, который уже никому не пригодится, бродили суровые такелажники, готовя к подъему шит с рекламой гильз «Катык». На углу в маленьком киоске продавали красные банты и трехцветные кокарды. Из школы шли старшеклассники, гордясь гимназическими гербами на фуражках.
У Московского вокзала была обычная толчея, и представитель «Интуриста» отчаянно спорил с носильщиками. Большая группа интуристов стояла перед гостиницей «Октябрьская» и глазела, как снимают с крыши двухметровые буквы названия гостиницы.
На Невский грузовик не пустили. Пришлось пробираться вокруг. Зося, хоть и спешила, попросила шофера проехать мимо Смольного. Шофер согласился. Ему самому хотелось взглянуть на штаб Октября за два дня до восстания.
Памятник Ленину решили не демонтировать, а только покрыли брезентом, чтобы не нарушать исторической правды. Перед въездом стоял броневик с надписью «Смерть царизму!» и названием «Илья Муромец» на борту. Около броневика суетились телевизионщики. В броневике будет одна из передвижных телестанций.
Зося вдруг подумала, что лейтенант неправильно получал форму. Какие там жандармы в октябре семнадцатого? Но тут же она отогнала от себя эту мысль. В обкоме лучше знают.
Антипенко ждал Зоею внизу.
— Ты куда затерялась? — напустился он на нее. — Как будто не могла кого послать! Быстренько сдай шинели и сразу в распоряжение товарища Розенталя.
— Не могу, мне в детский сад за Галкой ехать. Моего Колю в Викжель мобилизовали. Срывать связь между Москвой и Питером.
— Вот что, тогда быстренько познакомься с Розенталем. Он за Временное правительство отвечает. Большим доверием облачен.
— Ладно. Только недолго. А вы сами выгрузку обеспечьте.
— А это что?
— Это возьмите. Это черепа и кости. Наши нашивки.
Зося поднялась на третий этаж, где ее ждали товарищ Розенталь и два министра Временного правительства.
— Здравствуйте, — сказал Розенталь. — Мы хотели обосноваться в нашей комнате. В той самой, в которой нам скажут: «Кто тут временные, слазьте».
— Там сейчас переоборудование идет, — сказала Зося. — Вам, наверно, товарищ Антипенко говорил.
— Он нам много чего говорил, — сказал актер Сульженицкий. — Но сами посудите, каково нам одним, без поддержки общественности, декорацию осваивать.
И в этот момент в комнату вошел Керенский. Он уже протрезвел, и парик сидел на нем очень удачно. Так что полностью скрывал черные завитки на висках.
— Нодар Яманидзе, — представился он Зосе и долгим взглядом погрузился ей в глаза.
Зося попыталась оторваться от огненного взора Нодара и потерпела поражение. Командир женского батальона поняла, что премьер Временного правительства ждал встречи с ней, может быть, уже несколько лет. Как слепая, Зося сделала несколько шагов навстречу премьеру, и только резкий голос Розенталя остановил ее: