Похищение Елены
Шрифт:
Местный подход к такой простой части речи, как обращение, заставлял его кидаться попеременно то на стены, то на обращающегося, но все без толку. Постепенно он на собственном печальном опыте пришел к выводу, что лучший способ преодолеть проблему сулейманских обращений — это до конца выслушать их.
— …затмевает солнце!..
— Да, это я. Я слушаю, — со стоическим спокойствием кивнул он хозяину, разрешая продолжать.
— Как ваше бесценное здоровье? Хорошо ли вам спалось сегодня в нашей презренной лачуге, поселившись в которой вы обессмертили
Волк стиснул зубы.
Сегодня они с хозяином караван-сарая виделись в первый раз, а это значило, что уж лучше бы ему было выслушать еще с десяток шатт-аль-шейхских обращений…
— Да, все нормально, спасибо, — сдержанно кивнул он, памятуя, что стоит ему проявить хоть каплю дружелюбия, как Маджид рассыплется в таких благодарностях, что его до вечера будет не собрать. Все-таки присутствие шурина калифа на его территории оказало странное воздействие или на его психику, или на его понятие о речевых оборотах высшего света. — Говори, чего надо.
— Ваше приказание выполнено, — склонился, излучая счастье и космическую гармонию, Маджид, и по его виду было ясно, что большей радости в жизни он себе представить не сможет и на смертном одре.
Волк захлопал очами.
— Какое приказание?
— Которое ваше светлейшество изволили дать недостойному вашему вечному слуге.
— Кому-кому?..
Маджид закатил глаза под лоб и обреченно вздохнул. Подход юного калифского родственника к сулейманскому речевому этикету был предметом его головной боли и страданий в тихие предутренние часы, когда все остальные слуги, измученные этим, уже впадали в неспокойный сон.
— Мне, — грустно выдохнул он.
Хорошо, что он не решился опробовать на практике пришедшее ему сегодня утром в голову изящное «ничтожный погонщик верблюдов обыденности перед сияющим дворцом вашего великолепия».
— Какое приказание ты конкретно имеешь в виду? — осторожно, на всякий случай внутренне готовясь к очередному словесному завороту, поинтересовался Волк.
К его удовольствию, на это раз хозяин, выбитый, наверное, из колеи патологической непонятливостью своего высокородного (или высокопороднившегося?) постояльца, отвечал просто:
— Которое вы изволили отдать перед вашим путешествием.
— Не помню…
— Вы сказали, что если обнаружится в ваше отсутствие ваш друг, то я должен проводить его в вашу комнату, предоставить ему все удобства, запереть его на большой замок, а ключ выбросить. Я все сделал, как вы приказывали, но боюсь, что замок скоро не выдержит нежелания вашего друга оставаться запертым…
Договаривал свою фразу Маджид уже одному коню.
Отрока Сергия как ветром сдуло — он промчался мимо него, чуть не сбив с ног, зацепил плечом косяк ворот и, даже не остановившись, чтобы пнуть их или выругаться, просвистел дальше, поднимая за собой по двору белесые клубы пыли.
Как
— Иван!
— Сергий!
Лукоморцы заключили друг друга в объятия.
— Где ты был?
— Где я был!!!
— Ванюха!!!
— Серый!!!
— Нашелся!!!
Счастью и радости не было никакого разумного предела…
И тут царевичу удалось вырваться из объятий друга, и он, ухмыляясь во весь рот, как тыква на Хэллоуин, как бы в предвкушении чего-то хорошего, и убирая спутанные светлые волосы со вспотевшего лба, оглянулся по сторонам и, не видя кого-то, кого надеялся увидеть, обратился к Волку:
— А где… Елена Прекрасная?
Волк вдруг почувствовал, что у него внутри все оборвалось, а что не успело оборваться, то опустилось.
Пахнуло ледяным ветерком.
— Она… Вышла…
— Прогуляться? — все еще весело улыбаясь, спросил ничего не подозревающий Иванушка.
— Нет… Дальше. Замуж, — сказал как отрезал Серый и отвел глаза.
— Как… Что?.. Когда?!
— Да давненько уже…
— За кого? — И, помимо воли, Иван подозрительно вперился хищным взглядом в Серого.
Тот сначала не понял, но, когда до него дошло, он чуть не подавился собственным негодованием:
— Ну не за меня же!
Царевич слегка расслабился, но взора огненного с Волка не спускал.
— А за кого?
— За царя местного. Калифом называется. Но не это главное, Иванушка. — Серый ухватил друга за плечи и нежно потряс, доверительно заглядывая в глаза. — Самое главное, что калиф в выкуп за нее дал златогривого коня, того самого, и мы практически завтра можем отправляться домой, понимаешь?
Но, вопреки его ожиданиям (или, скорее, надеждам), Иван торжеством момента не проникся.
— Как. Она. Могла. Это. Сделать… — с трудом, останавливаясь на каждом слове, выговорил он.
На Иванушку больно было смотреть.
— Н-ну… Они познакомились и понравились друг другу… И на следующий же день поженились. Иван, ты не переживай так. Может, это любовь. Может, они счастливы.
— Может?! Что значит — «может»?! Ты хочешь сказать, что даже не знаешь, счастлива ли она с этим нахальным захолустным царьком? Ты даже не посетил ее ни разу?
Тут настала очередь возмутиться Серого.
— Что ты себе воображаешь — что я целыми днями теперь буду держать ее за руку? — воткнул он руки в боки и перешел в контрнаступление. — К твоему сведению, я на следующий день после свадьбы… через день… отправился тебя, дурня, искать Сулейман знает куда, а он: «посетил — не посетил», «счастлива — несчастлива»… Да кому это интересно! Это теперь ее личное дело, и не вмешивайся в семейную жизнь малознакомого тебе человека.
— Что-о-о? Малознакомого?.. Да мы собирались пожениться, если тебе угодно знать, — выпалил Иванушка и покраснел.