Похищение Луны
Шрифт:
Тамар не раз проезжала по этим местам, но никогда до сих пор не задумывалась над мифами, связанными с ними.
Заслушавшись, она не заметила, как Тараш снова обнял ее.
По коридору проходили пассажиры.
Тамар снова отвела руку Тараша.
Поезд остановился у маленькой станции.
— Кукуруза, кукуруза! — кричали мальчишки.
— Ежевика, ежевика! — слышались женские голоса.
Против мягкого вагона стоял мальчуган, держа круглую плетенку, полную ежевики. Стройные смуглые ноги были исцарапаны
Так стоял он, стройный, с прекрасным лицом, и кричал:
— Ежевика! Ежевика!
Тараш протянул рубль, хотя ему не нужны были ягоды.
Мальчик подал корзинку.
Тарашу захотелось взглянуть на его лоб.
— А ну-ка, сними шляпу, — ласково попросил он маленького продавца.
Яркий румянец залил щеки мальчика. Он вспыхнул, но ничего не ответил, только гневно сверкнули его карие глаза.
Поезд тронулся. Тараш бросил ему в окно трехрублевую бумажку. Мальчик смутился, не понимая, за что ему дали так много. Стоял, тараща глаза на деньги.
— А если б он снял шляпу, ты ему, конечно, не дал бы этих денег? — спросила Тамар.
Тараш улыбнулся. Взглядом ответил: «Конечно, не дал бы».
— Кукуруза, кукуруза!
— Виноград, виноград! — кричали мальчишки и бежали за поездом.
— Надо заглянуть к Каролине, — пробормотал Тараш.
Но Тамар не отозвалась. Она внимательно вглядывалась в ландшафт.
Поезд входил в Аджаметский лес.
Пожелтевший дубняк дремал в лучах солнца…
Прошел проводник международного вагона. Тараш вполголоса попросил его открыть купе.
Затем, взяв под руку Тамар, повел ее к себе.
Девушка с любопытством оглядывала обшивку из красного дерева, мягкое кресло, сверкающие зеркала, шкафчик.
Тамар обожала зеркала, мечтала украсить ими все стены своей комнаты.
«Хорошо бы иметь такое купе, собственное, и объездить в нем весь мир!» — подумала она.
Тараш пошел искать проводника.
Тамар, стоя перед зеркалом, поправила волосы, полюбовалась собой. Открыла сумочку, достала помаду, подкрасила слегка губы, хотя Тараш не раз говорил ей: «Не крась губы, это не подобает грузинке».
И когда снова села на мягкий диван, странным показалось ей, что она сидит здесь, что сейчас войдет Тараш и они останутся одни в этом маленьком купе.
Чтобы рассеять свое смущение, подняла стекло, стала любоваться горной грядой, венчавшей все еще зеленую равнину.
Тараш вернулся.
Несколько минут, что он отсутствовал, показались Тамар долгими. «Не заходил ли он к Каролине?» — мелькнуло у нее в голове, и она испытующе спросила!
— Как Татия, все капризничает?
— Они, должно быть, спят, их купе заперто, — ответил Тараш, садясь рядом с ней.
Поезд остановился. Снова послышались крики ребят:
— Кукуруза, кукуруза!
Тайной радостью наполнялось сердце Тараша. Это щедрая Грузия устами ребятишек возвещала об изобилии своего благодатного урожая!
Они видели, как прямо против них, на холмистых полях, крестьяне чистили кукурузные початки; в виноградниках мужчины босыми ногами давили виноград, и молодое, пенящееся вино выпирало из чанов и кувшинов.
Совсем близко видели они хижины с узорчатыми резными балконами, рокочущие мельницы, старинные ворота, плетеные кукурузники на сваях.
Между вагонами, около лотков и навесов, шмыгали ребятишки и наперебой кричали:
— Виноград, виноград, виноград!
Тараш любовался профилем Тамар, с увлечением разглядывавшей окружающее.
Почему-то вспомнилась десятилетняя девочка с косичками. Только у теперешней Тамар всегда какая-то затаенная грусть во взгляде, в движениях, в голосе, в очертании плеч.
Его охватило желание проникнуть в тайную печаль этой девушки. В памяти мелькнула газетная заметка о том, что кто-то изобрел аппарат для разгадывания мыслей. И страстно захотелось иметь этот аппарат.
Он обнял ее, приник лицом к ее волосам, вдыхая их аромат.
Тамар продолжала смотреть в окно, не оборачиваясь.
Его удивило, что она не уклоняется от ласки.
Повернул к себе ее лицо, посмотрел ей в глаза.
Тамар молчала, ни один мускул не дрожал на ее бледном лице. Две тяжелые косы обвили ее голову. Тарашу вспомнилось виденное в Лондоне индийское божество с бесстрастным лицом, мраморный идол с кольцами змей вокруг головы и шеи.
Спокойно было в эту минуту лицо Тамар. Спокойно, но не покорно. Бледная, она казалась готовой к любому испытанию.
Глядя на эту надменную девушку, Тараш загорелся. Наклонившись, прижался губами к ее шее.
Ток пробежал по телу Тамар.
Она посмотрела ему прямо в глаза, как бы ожидая чего-то страшного, необыкновенного. Электрический свет еще больше усиливал бледность ее нежного лица.
Тараш чуть вздрогнул: в эту минуту Тамар была так похожа на Элен Ронсер.
— Что ты хочешь от меня, Тараш? — спросила она, и ее чуть припухшая верхняя губа задрожала.
— Любви твоей! — ответил он, сжимая ее плечи.
Но какими бессильными, будто обескровленными показались ему самому эти слова! И точно для того, чтобы помочь им, он стал покрывать поцелуями ее глаза, лоб, щеки. Потом жадно припал губами к уголкам ее рта, отененным пушком.
Тамар видела, как дрожали руки Тараша — его горячие длинные руки… И сама дрожала всем телом. Глаза ее задернуло влагой.
— Не упрекай меня! — прошептал Тараш и крепко прижал ее к груди.
Долго сидели они так. Тараш чувствовал на своем плече подбородок Тамар, потом около уха почувствовал влагу ее слез.