Похищение столицы
Шрифт:
Природа хорошо замесила Петра Трофимовича; он на фронте был все четыре военных года и не знал никаких недомоганий и только в шестьдесят восемь впервые почувствовал боль в затылке. Жена его, страдавшая гипертонической болезнью, сказала: «У тебя давление». Бесстрастный прибор «японец» «увидел» неприятную гостью,— но, слава Богу, явилась она к нему не в раннем возрасте. С тех пор по разным признакам он знает, когда давление поднимается, и даже может определить цифру с точностью до десяти делений. Знает он и свою норму: 160 на 80. Сегодня 190 на 120. Это много. И, главное: нижнее показание нехорошее. Это — состояние
Была полночь, а он все ходил по кабинету, и то подойдет к камину, то к окну,— раскрыл его настежь и смотрел поверх темной полосы лесной кроны, старался определить, куда идут тучи, какой силы и с какой стороны дует ветер. Эти ночные картины он теперь, с возрастом, наблюдал все чаще и думал, думал о смысле всего происходящего на свете и о том, будет ли этому конец или Земле нашей суждено вечно носиться в пространстве, и человек, ее хозяин, тоже будет жить бесконечно. Тут ему приходила мысль о порче людьми всего естества на планете, лезли в голову вопросы: почему это именно человек отравляет реки и такие величественные создания, как озеро Байкал, Арал, а теперь вот еще и взялся засорять космическое пространство.
И то ли таблетка помогла, то ли думы рассеяли тревогу — боль в затылке стихла, и он пошел в темную комнату спать. Но как раз в это время раздался телефонный звонок. Услышал тревожный, почти плачущий голос Регины:
— Трофимыч, ты не спишь?.. Открой веранду, я на минутку..
— Хорошо. Я тебя встречу у калитки.
Едва подошел к калитке — увидел бегущую в свете уличных фонарей Регину. Домашний халат развевался по сторонам.
Обхватила талию Трофимыча, прильнула к нему.
— Ой, Трофимыч! Беда случилась, не знаю, что и делать.
И затряслась всем телом, расплакалась. В доме, увидев полоску света, лившуюся из комнаты Артура, стихла, заглянула к парню. И, увидев, что он спит, а на столе в беспорядке разложены долларовые банкноты, зашла в комнату. Артур, не раздевшись и отвернувшись к стене, лежал на диване. Регина, завороженная светом зеленых бумажек, подошла к ним, поворошила.
— Ого! Откуда это?
— Армянам особняк отделывал — наверное, рассчитались с ним.
— Завтра же взаймы попрошу. У нас совсем нет денег. Аркадий в Москву поехал, обещал в синагогу зайти, у раввина помощь попросить, да еще не вернулся. Видно, он завтра приедет.
Трофимыч ссыпал деньги в ящик письменного стола, накрыл Артура одеялом и, потушив свет, плотно прикрыл дверь. Регина, несколько успокоенная, поднималась на второй этаж, но тут, как только вошли к Трофимычу, снова стала хныкать и причитать:
— Таня-то твоя, Танька-чертовка, что отмочила: и сказать боюсь, как бы сердце у тебя не лопнуло.
— Г овори быстрее, чего уж.
— Твой у нее характер: фантазерка она! А теперь вот что удумала: с олигархом в Судан ехать! И вся рок-группа с ними в самолете полетит. Самолет-то у него свой, собственный — и такой большой, как у президента.
— Ну, и что же тут плохого? Чего ты взъярилась? Таня солисткой будет, кучу денег заработает.
— Да уж — деньги может заработать; дала мне понять: влюбился в нее олигарх по уши. Чего доброго — захороводит девку, а там и в гарем ее сунет, на роль жены постылой.
Задумался Трофимыч, взгляд на окно устремил. Заговорил с тревогой:
— Таня девица самостоятельная;
Регина в состоянии крайнего смятения спросила:
— Испортить? Ты что имеешь в виду?
— Телегонию. Ты, надеюсь, знаешь это явление?
— Телегония? Что за зверь? Впервые слышу слово такое.
— А это — эффект первого самца. Женщина от первой близости может и не понести, а след у нее останется. Недаром предки наши таких девиц порчеными называли. И замуж их не брали.
— Ну, Трофимыч, понес околесицу!
— Да нет, Регина. Никакая и не околесица. Явление это давно изучено учеными. Если сучка породистая примет самца из дворовых — все! Считай, породу загубила. От нее уж не ждут хороших щенков и из реестра породистых списывают. В Англии ученые, чтобы проверить это явление, соединили кобылу с зеброй. Она от этого брака не понесла. Но впоследствии, когда ее соединили с породистым жеребцом, она принесла полосатенького. А на моих глазах и совсем удивительный случай был. Мой товарищ, полковник генштаба, полюбил официантку, работавшую в ресторане, где часто кормились иностранцы. Ну, и взял ее замуж. Прошел год, и она ему принесла мальчика. И мальчик тот был цвета темного шоколада, то есть почти черный. Вот тебе и телегония!
Зазвонил телефон. В трубку кричал разгневанный Аркадий:
— Трофимыч! У тебя Регина? Это хорошо, скажи ты мне? Так поступают хорошие жены, чтобы в полночь бежать к чужому мужику?..
— Ты откуда знаешь, что она у меня?
— Хо! Он еще говорит! Я приехал из Москвы, а на столе лежит записка: «Я — у Трофимыча». Она уже говорит так, будто я уже не муж, а она не жена. Я вот возьму охотничий нож и буду вам резать головы, как чечен.
— Хорошо, хорошо. Я давно подозревал в тебе террориста, но только мы с Региной тебя не боимся. Приходи-ка лучше к нам, и мы тут обсудим кое-что важное. Веранда открыта, заходи.
Через десять минут словно ветер влетел Аркадий. Не поздоровавшись, зашумел:
— Татьяна едет в Судан на гастроли. В Судан — слышите! Это страна, где живут людоеды и жрут друг друга. Она будет там петь! Чего петь? Русские песни и романсы? А кто их будет слушать?.. Эти дикари, которые бегают с ножами и всех режут, как чеченцы. Нет, она мне сказала, и у меня закололо сердце.
Повернулся к жене, сидящей на диване, кинулся на нее ястребом:
— Она сидит! Сидит и в ус не дует. Ты, слышишь, Трофимыч: она — каменный истукан, а я варвар, и у меня трясутся все кишки.
Регина небрежно заметила:
— С твоими кишками ничего не случится. Съешь десяток котлет, дюжину пирожков и килограмма два творогу — и твои кишки успокоятся. А Татьяна едет не одна, ее повезет на своем самолете олигарх, чуть ли не главный вор России. Он снимет для ее рок-группы лучшие залы, и она заработает кучу денег. А, может, еще и сам олигарх отвалит ей миллион-другой. Тебе что — плохо будет, если Татьяна станет миллионершей?
Аркадий негромко хлопнул по ковру своей неуправляемой ступней, вытаращил и без того выпуклые глаза и вращал ими так, будто в кабинет влетела шаровая молния. Потом сел в угол дивана, на котором сидела и Регина, подался к ней всей тушей: