Похищение
Шрифт:
– Эрик, – перебиваю его я. – Брось.
Он тут же умолкает.
– Ди, я просто хотел тебя немного развеселить. Фиц сказал, что у тебя выдался напряженный день.
– Ты не должен был допустить, чтобы я пропустила слушание.
– Я не виноват! Мне не сказали, на какое время оно назначено. – Он обнимает меня на талию. – Расскажи о своей матери.
Я слежу за ястребом, разрывающим ткань неба когтями и обнажающим под этой тканью россыпь мелких звезд. Заходящее солнце бьется в предсмертных конвульсиях, брызжа янтарным, розовым и черным.
– Она алкоголичка, – наконец говорю я.
Он
– И раньше была? – спрашивает он.
– Да. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Как ты думаешь, может, я поэтому в тебя и влюбилась?
– Надеюсь, что нет, – смеется Эрик.
– Я не шучу. Может, я не смогла исправить ее и решила поэтому исправить хотя бы тебя?
Эрик кладет руку мне на плечо.
– Ди, ты ведь даже не помнила ее.
С этим не поспоришь. Но почему я ее не помнила потому что не могла вспомнить или потому что не хотела, память – она ведь не постоянна. Воспоминания могут «нахлынуть», «пробудиться», «воскреснуть». Их выводят на арену, как цирковых лошадей, на потеху зрителям. Значит, когда-то они могут «схлынуть», «заснуть», «умереть» – пропасть.
Или я не права? Когда я жаловалась на пьянство Эрика, он говорил, что я валяю дурака: он выпивал всего одно пиво, а меня уже тошнило от его дыхания. Теперь я задумываюсь: а что, если во мне говорила некая «память запахов», какое-то глубинное понимание, что человек, от которого разит спиртным, рано или поздно меня огорчит?
– А еще я сегодня ездила в тюрьму.
– И как?
– По десятибалльной шкале? Минус четыре.
– Ну, возможно, не такой уж это был бесполезный день. Вполне вероятно, что ты раздобыла положительное основание для защиты.
– Это еще что такое?
– Если у твоего отца была серьезная причина забрать тебя – к примеру, пьянство матери представляло угрозу для твоего благополучия – и если он пытался добиться опеки над тобой через суд, мы, возможно, сможем его отмазать.
– Думаешь, получится?
– В любом случае это лучше, чем линия, которую планировал я.
– Какую же ты планировал линию?
– Что на самом деле тебя похитила мисс Скарлет. В библиотеке. С помощью гаечного ключа. [20]
Я качаю головой, но ему таки удается выжать из меня улыбку. Стоит подумать об отце, и боль в груди поднимается, как тесто в кадушке. Я была к нему несправедлива. Если уж на то пошло, мне можно предъявить такое же обвинение – я тоже пыталась уберечь жизнь, к которой мы привыкли. Разве это преступление, когда ты настолько любишь человека, что не можешь спокойно смотреть на происходящие с ним перемены? Разве это преступление, когда ты настолько любишь человека, что взгляд твой затуманен?
20
Имеется в виду популярная настольная игра «Улика» (Clue), своего рода игровой детектив. Мисс Скарлет – один из персонажей игры, библиотека – одно из мест преступления, ключ – одно из орудий убийства.
Эрик бросает Грете теннисный мячик, и тот улетает куда-то в кусты.
Элиза
Ты этого, скорее всего, не помнишь, но я однажды рассказывала тебе о той минуте, когда умерла моя мать. Я, тогда еще шестнадцатилетняя девчонка, была далеко от нее – она гостила у сестры в Техасе, – но вдруг проснулась среди ночи и увидела ее рядом. Она сидела на краешке кровати и касалась рукой моего лица.
– Мамуля? – прошептала я, но она тут же исчезла, оставив по себе лишь аромат туберозы – да такой сильный, что за все эти годы я так и не смогла вытравить его из кожи.
На следующее утро позвонила тетя. Захлебываясь слезами, она сказала, что произошла авария. В тот самый момент, когда я проснулась. Когда я рассказала ей о ночном визите, она удивилась не больше, чем я сама. Спроси любого верующего мексиканца, и он повторит легенду brujas: мертвые всегда возвращаются, чтобы собрать свои следы.
Все эти годы я порой чувствовала, что ты стоишь рядом со мной. Я явственно угадывала щекочущую кисточку твоих пальцев на холсте своей ладони. Набирая ванну, я слышала твой смех с той стороны двери.
И каждый раз я притворялось, что этого не было. Я покрепче зажмуривалась, или пускала шумную струю из крана, или подкручивала громкость на радио. Я не позволяла себе признаться, что в следующий раз смогу увидеть тебя только тогда, когда ты вернешься за своими следами. Сорвешь их с земли, как букет пустынных цветов, и это будет мой утешительный приз за вечную разлуку с тобой.
Девятого декабря одна тысяча пятьсот тридцать первого года Дева Мария явилась индейцу по имени Хуан Диего. Розовой клумбы, расцветшей посреди зимы, и смуглолицей Мадонны, проступившей на одеждах Хуана Диего, оказалось достаточно, чтоб убедить местного епископа возвести святилище Марии Гваделупской.
Некоторые уверяют, что Гваделупе – это Тонанцин, ацтекское божество, возникшее за много лет до происшествия с Хуаном Диего. Испанские миссионеры, узнав об этом культе среди местного населения, крестили ее как Марию Гваделупскую. Они одно упустили из виду: богиня Тонанцин прощала грехи за совершение тайных ритуалов. Этим занимались ее жрицы, brujeria. Миссионеры, по сути, разрешили индейцам-католикам навещать свою ведьму, одновременно отслуживая мессу.
Моя мать была одной из таких жриц, и я в детстве насмотрелась клиентов с самыми разными пожеланиями: кто-то хотел здоровое потомство, кто-то просил благословить новый дом или уберечь сына от армии. Стоило ей зажечь красную свечу Гваделупе и прочесть молитву Богородице – и у Дона Тарано, как по волшебству, уменьшилась разбухшая печень. После того как она помолилась Святой Каталине де Алехандрии, на семью, увязшую в долгах, посыпались несметные богатства. Но brujas знают толк и в несправедливости и могут покарать проклятием неверного мужа, а на деревенскую сплетницу наслать уродливую сыпь. Пострадавшие сразу понимают, что заслужили наказание: чары срабатывают только на провинившихся.